Проклятие Осириса

– О, ты говорящую птицу завел! – уважительно проговорил Дмитрий Алексеевич.

Про себя он подумал, что даже попугай у Витьки какой-то унылый.

– Да нет, он у меня временно… – отозвался Семеркин. – Пока на кафедре ремонт…

– Сразу видно – ученый попугай! – одобрил Старыгин. – Про какую-то проблему говорит…

– Конечно… – Семеркин тяжело вздохнул. – Он от меня чаще всего про эту проклятую проблему слышит… это об нее я обломал зубы, черт бы ее побрал…

Он повернулся, не вставая со стула, и вытащил из шкафчика полупустую бутылку коньяка.

Насколько Старыгин помнил, раньше Витька месяцами не прикасался к спиртному.

«Эх, обломала его жизнь! – подумал Дмитрий Алексеевич. – Какой он раньше был – веселый, жизнерадостный!»

Семеркин разлил коньяк по стаканам, поднял свой и проговорил:

– Ну, за встречу!

Они выпили, закусили лимоном, и Семеркин с некоторым интересом осведомился:

– Ну, что там у тебя за числа?

– Ну вот, взгляни… – Дмитрий Алексеевич положил на стол свои бумажки.

Семеркин склонился над столом и уставился в записи. Сначала он был по-прежнему уныл и безразличен, но постепенно в его глазах загорался неподдельный интерес.

– Откуда это у тебя? – спросил он, подняв горящий взгляд на одноклассника.

– Да вот, понимаешь… у нас в Эрмитаже…

– Чушь! – выпалил Виктор. – При чем тут Эрмитаж? Я тебя серьезно спрашиваю, откуда у тебя такое хорошее представление числа «кси»? Насчет числа «фи» все понятно, его каждый школьник до пятнадцатого знака помнит, но вот «кси» я еще не видел с такой точностью после седьмого знака…

– Постой, постой! – Старыгин замахал руками. – Не говори со мной на этом птичьем языке! Я ведь не математик, этих твоих слов не понимаю! Что еще за «пси» и «фи»?

– Не «пси», а «кси»! – поправил одноклассника Семеркин. – Скажи правду, откуда у тебя это представление? Кто его получил – неужели Борисоглебский? Да нет, не может быть, у него кишка тонка! Кулик? Циммерман?

– Да послушай меня! – прервал его Дмитрий Алексеевич. – Ты ведь знаешь, я математикой никогда не интересовался, все, что сложнее таблицы умножения и теоремы Пифагора, для меня – темный лес. И никаких твоих Борисоглебских и Циммерманов я не знаю. Одно число, вот это, было написано иероглифами на каменной табличке, которую держит в руках писец…

– Какой еще писец? – раздраженно перебил его Виктор.

– Каменный писец, древнеегипетский, относящийся к Среднему царству.

– Не может быть! – недовольно процедил Семеркин. – За кого ты меня принимаешь?

– А второе я прочитал на картуше, который был спрятан в египетском же ларце для благовоний. Приблизительно того же времени, что писец. Только деревянном.

– Не может быть! – повторил Семеркин.

– Ретр-роград! – проорал со шкафа попугай.

– Вот видишь, даже птица тебя не одобряет! – укоризненно произнес Дмитрий Алексеевич.

– Что же, ты хочешь меня убедить, будто в Древнем Египте, две тысячи лет назад, уже знали с такой точностью представление числа «кси»? Да они и не подозревали о том, что оно вообще существует!

– Не две, а четыре, – поправил Старыгин одноклассника.

– Что?

– Не две тысячи лет назад, а четыре! Во времена Среднего царства, в начале второго тысячелетия до нашей эры.

– Тем более! – Семеркин снова взглянул на бумажку с числами и подозрительно покосился на Старыгина: – Сегодня ведь не первое апреля, зачем ты меня разыгрываешь?

– Больно нужно мне тебя разыгрывать! Может, ты мне наконец объяснишь, отчего ты так переполошился? Что это за числа?

– Ну, насчет первого числа, «фи», все более-менее просто. Это – так называемое число Фибоначчи, если попросту – числовое выражение золотого сечения…

– А, ну это-то я знаю! – обрадовался Старыгин. – Золотое сечение лежит в основе пропорций живописи и архитектуры… Леонардо да Винчи считал, что золотым сечением описываются идеальные пропорции человеческого тела… но почему здесь так много цифр?

– Правильно, хоть что-то ты знаешь! – обрадовался Семеркин. – Леонардо был не только великим художником, но и выдающимся математиком. Это именно он ввел термин «золотое сечение», но сама пропорция была известна гораздо раньше, о ней писал еще Евклид в своих «Началах»…

– Тогда почему ты не можешь допустить, что и древние египтяне тоже знали эту пропорцию?

– Нет, как раз насчет «фи» я готов допустить. Разве что смущает такая большая точность… во всяком случае, Евклид не знал такого точного выражения этого числа.

– Все-таки, почему здесь так много цифр? Ведь золотое сечение – это что-то около полутора…

– Вот именно – что-то около! – усмехнулся Семеркин. – На самом деле золотое сечение выражается так называемым иррациональным алгебраическим числом, определяющимся пределом отношения двух соседних чисел Фибоначчи…

– Опять ты начал пугать меня своими математическими терминами! – застонал Дмитрий Алексеевич.