Проклятие Осириса

– Приветствую тебя, досточтимый Шаамер! Доволен ли досточтимый той надгробной плитой, которую я вырубил по его приказу? Или я чем-то ему не угодил?

– Доволен, – Шаамер пренебрежительно махнул рукой. – Но сегодня я пришел по другому делу.

Жрец понизил голос, настороженно огляделся по сторонам и проговорил:

– Готова ли статуя того писца, которую я видел у тебя в мастерской прошлый раз?

– Готова, досточтимый! – каменотес сложил руки и снова почтительно поклонился.

– Забрал ли ее заказчик?

– Он должен прислать за ней слуг завтра или послезавтра.

– Возьми это золото, – Шаамер опустил в ладонь ремесленника золотую печатку, – и сделай вот что…

Он еще раз внимательно огляделся, отвел каменотеса в дальний угол мастерской и продолжил так, чтобы никто, кроме них двоих, не мог расслышать разговора:

– Ты высечешь на табличке, которую держит в руках писец, несколько иероглифов. Только смотри – никому не говори, что это я поручил тебе такую работу…

– Воля досточтимого Шаамера – закон для меня! – проговорил каменотес и поклонился еще ниже.

В антикварном магазине «Модерн» было почти безлюдно. Только коренастый мужчина в светлом плаще, не скрывающем заметного чиновничьего живота, обхаживал бюро красного дерева с перламутровыми вставками. Характерный лихорадочный блеск в глазах выдавал в нем жителя столицы. Хорошо выдрессированный продавец-консультант, представительный мужчина лет сорока при галстуке, безмолвно двигался в нескольких шагах позади москвича, ненавязчивый, но готовый мгновенно ответить на любой вопрос.

Кроме этих двоих в магазине находился охранник, мрачный лысый дядечка из отставных военных, в хорошо отглаженной униформе, и двое провинциалов средних лет, муж и жена, тихие и несколько поношенные интеллигенты. Взявшись за руки, они обходили зал, разглядывая роскошную мебель, и дружно ахали, читая астрономические цены на табличках. Как охранник, так и продавец-консультант в упор их не замечали, резонно предполагая, что эти двое вряд ли что-нибудь собираются покупать.

Дверь магазина открылась с мелодичным звоном, и в просторное помещение вошла привлекательная скромно одетая девушка с лицом первой ученицы.

Оглядевшись по сторонам, она подошла к продавцу и едва слышно проговорила:

– Можно вас на минутку?

Продавец никак не отреагировал на эти слова.

Видимо, в его глазах скромная внешность девушки автоматически делала ее человеком-невидимкой вроде той же парочки поношенных провинциалов.

– Я хотела бы увидеть Михаила Аркадьевича! – проговорила девушка чуть громче.

Продавец блеснул глазами, опасливо покосился на москвича и прошептал, повернувшись к «первой ученице»:

– Зачем же так громко! Вас кто-нибудь услышит…

– Я и хотела, чтобы меня кто-нибудь услышал. Вы, например. А когда я говорила тише, вы не обращали внимания…

– Вот в эту дверь и направо по коридору! – едва слышно произнес продавец и хотел еще что-то добавить, но в это время москвич наконец на что-то решился, повернулся с вопросительным выражением лица, и продавец стремглав бросился к нему, утратив всякий интерес к малоперспективной девушке.

Девушка же вошла в указанную дверь, прошла по коридору и без стука заглянула в небольшую комнатку.

Здесь, за просторным письменным столом, восседал вальяжный господин лет шестидесяти, с седоватыми волосами, аккуратно зачесанными на розовую лысину, в светло-бежевом твидовом пиджаке, с пестрым шелковым шейным платком, выглядывающим из-под воротника белоснежной рубашки.

Вальяжный господин делал сразу три дела: пил чай из большой розовой с золотом чашки английского фарфора, разглядывал большую вазу, по поверхности которой разгуливали нарядные китайцы в расписных халатах, и разговаривал с худеньким юношей с маленькими жуликоватыми глазками.

– Новодел, Гоша, определенный новодел! – рокотал вальяжный господин низким хорошо поставленным голосом. – Посмотри на эту глазурь! Разве это глазурь? Сам подумай, разве может быть у настоящей «Мин» такая глазурь?

Подняв глаза на вошедшую девушку, господин прервал все три занятия и осведомился: