Проклятие орхидей

Марина слушала вполуха, разглядывая ужасные, дешевые ботинки «гения», старые брюки с вытертым до блеска задом, небритое лицо и огромные прыщи на шее. Почему-то именно прыщи просто приковали ее внимание. Она хотела, искреннее хотела, послушать про великое и прекрасное, о котором с таким воодушевлением говорил Дима, а ее взгляд, как назло, намертво прилепился к вулканообразным наростам с белой головкой.

Марину передернуло, и она поняла, что переспать с Димой не сможет ни при каких условиях, поэтому оставался второй вариант – дружить. А для настоящей дружбы надо было понять тонкую душу непризнанного гения. И они начали встречаться.

Дима носил ей книги, много умных книг, рассказывал про Штаты, куда он выезжал по работе пару раз. Новый знакомый оказался преподавателем местного университета, этакий книжный червь с замашками киношного ковбоя, наверное, его идеалом был Индиана Джонс.

Марина страшно боялась, что их увидят вместе на улице, таким жалким, мятым и потрепанным выглядел «Индиана Джонс», и поэтому, когда Дима пригласил ее в пустую аудиторию поговорить, моментально согласилась. Что тогда на нее нашло, она и сама не знала, но под тусклым взглядом непризнанного гения Марина, опустив глаза в пол, рассказала о себе все. Все без утайки, практически первому встречному человеку. Наверное, так сказался дефицит общения. Дима ее внимательно выслушал и посоветовал подать милостыню.

– Тебе сразу же будет легче! – уверенно заявил он. – В наше время женщины стали такими меркантильными. И думают только о деньгах!

На Диме была рубашка неопределенного цвета с закатанными рукавами, все те же брюки и безобразные сандалии, так некстати демонстрировавшие рваный носок и желтый, больной ноготь на большом пальце правой ноги.

Марина только на третьей встрече решила рассмотреть своего друга поближе. Да, все такая же ужасная небритость на худом, впалом лице, давно немытые волосы и хлопья перхоти на плечах.

Марина размышляла, почему «гений» не моется, а Дима пересказывал ей один из рассказов О. Генри.

Четвертой встречи не было. Они поговорили по телефону, и Марина поняла, что ее просто по-настоящему тошнит.

Дима долго пересказывал ей один из романов Лукьяненко, потом пустился в разговоры о вечном, о глупости женщин и о продажности людей.

И Марина не выдержала:

– Дим, но ведь все мы работаем и из-за денег тоже. Почти все. Деньгами могут не интересоваться только безумные или дети олигархов. Как ты не понимаешь? Деньги – это лекарства, это образование для детей. Просто не надо возводить их в культ и не надо зарабатывать их любыми способами. Вот и все. Но к чему отвергать огромную роль денег в жизни человека? Я не отрицаю призвание человека в жизни, альтруизм, но деньги – это слишком серьезно, чтобы их игнорировать вообще.

Дима долго молчал, а потом выдал:

– Надо думать о спасении души, о творческом взлете, а не о материальных благах.

Марину прорвало:

– У тебя дети есть? Есть? Сын, говоришь? Десяти лет? Понятно. И что, кто его содержит? Кто покупает ему игрушки, кто будет оплачивать его образование? Да кто его просто кормит? Жена? Здорово. А ты, значит, занимаешься вечным? А чем, можно спросить? Где твои шедевры? Творческие взлеты, как ты говоришь, к чему привели? Ты сделал хоть что-то путное в своей жизни?

Марина едва сдержалась, чтобы не посоветовать Диме сначала вымыть шею и сменить брюки, а уж потом говорить о вечном.

Дима повесил трубку, напоследок сказав ей, что она обыкновенная меркантильная дура.

И Марина облегченно выдохнула, ее только смущало, что она не успела отдать гению три книги в рваном пакете, который тот сунул в руку при последней встрече.

Дружбы тоже не получилось, мужу ревновать было не к кому.

А Воронин так и не пришел. Стрелка на часах едва дернулась и застыла на цифре семь.

Семь утра. Марина поднялась со стула и пошла одеваться. Впереди был долгий рабочий день.

На улице ее настроение немного поднялось, может быть, так подействовала наступившая весна и великолепная погода, а может, просто утренний кофе наконец начал действовать.

Насколько Марина помнила, вычитав в каком-то умном журнале, кофеин возбуждает организм минут через сорок после его употребления. Или через тридцать. Или через два часа.

Марина шагнула в полупустую маршрутку и протянула мелочь за проезд. Водитель резко двинулся вперед, и ее хорошенько занесло в сторону.

Громко ойкнув, Марина повалилась на молодого мужчину кавказской национальности, сидевшего рядом.

– Простите, – пробормотала она, судорожно хватаясь рукой за соседнее кресло.

– Ничего, ничего, – улыбнулся кавказец и отвернулся к окну.

Марина наконец тоже опустилась на свое место и, еще раз мельком взглянув на мужчину, снова ударилась в воспоминания.

Вторым эпизодом в ее поиске «друга-любовника» стал Сережа. Марина умудрилась познакомиться в Интернете, на сайте знакомств, прямо на рабочем месте.

Иногда вечерами, когда все дебиты-кредиты были сведены, она задерживалась под каким-нибудь благовидным предлогом, а сама висела в чате.