Проклятие королей

Раз у него нельзя было отнять имя, у него отняли богатство и земли. Потом отняли свободу, упрятав, словно забытое знамя среди прочих бесполезных вещей, в лондонский Тауэр, между предателей, должников и дураков. Да, у моего брата не было ни слуг, ни земель, ни замка, ни образования, но он сохранил имя, мое имя. Тедди сохранил титул, титул нашего деда. Он все еще был графом Уориком, Белой Розой, наследником трона Плантагенетов, постоянным живым укором Тюдорам, которые захватили этот трон и теперь зовут его своим. Тедди бросили во тьму, когда ему было одиннадцать, и не выводили на свет, пока ему не минуло двадцать четыре. Он тринадцать лет не ходил по луговой траве. Потом он вышел из Тауэра, – может быть, наслаждаясь запахом дождя от сырой земли, может быть, слушая, как кричат над рекой чайки, может быть, слыша за высокими стенами Тауэра крики и смех свободных людей, вольных англичан, своих подданных. По обе стороны от него шли стражники, он пересек подъемный мост, взошел на Тауэрский холм, опустился на колени перед плахой, положил на нее голову, словно заслуживал смерти, словно хотел умереть, – и его обезглавили.

Это случилось вчера. Только вчера. Весь день лил дождь. Была страшная буря, словно небо возмутилось этим зверством, дождь изливался, как скорбь, и когда мне сообщили, я была со своей кузиной-королевой в ее изысканно обставленных покоях – мы закрыли ставни, чтобы не видеть тьмы, словно не хотели смотреть на дождь, смывавший с Тауэрского холма в канаву кровь – кровь моего брата, мою кровь, кровь королей.

– Постарайтесь быть храброй, – снова бормочет мой муж. – Подумайте о ребенке. Постарайтесь не бояться.

– Я не боюсь, – обернувшись через плечо, отвечаю я. – Мне не нужно стараться быть храброй. Мне нечего бояться. Я знаю, что с вами мне ничего не грозит.

Он мешкает. Он не хочет напоминать мне, что мне, возможно, все еще есть чего бояться. Возможно, даже его небогатое поместье не настолько скромно, чтобы я была в безопасности.

– Я хотел сказать, постарайтесь не показывать свое горе…

– Почему? – вырывается у меня детский плач. – Почему мне нельзя горевать? Мой брат, мой единственный брат мертв! Обезглавлен как предатель, хотя был невинен как дитя. Почему мне нельзя горевать?

– Потому что им это не понравится, – просто отвечает он.

Вестминстерский дворец, Лондон, весна 1500 года

Сама королева спускается по парадной лестнице, чтобы попрощаться с нами, когда мы покидаем Вестминстер после Рождественского праздника, хотя король все еще не выходит из своих покоев. Его мать твердит, что с ним все хорошо, его просто слегка лихорадит, он силен и здоров, просто пережидает холодные зимние дни у жаркого огня; но никто ей не верит. Все знают, что он болен виной за убийство моего брата и смерть претендента, которого объявили предателем, обвинив в участии в том же вымышленном заговоре. Я с мрачным весельем замечаю, что мы с королевой, обе потерявшие братьев, бледнеем и молчим о наших делах, а тот, по чьему приказу наших братьев убили, укладывается в постель, мучаясь виной. Но Елизавета и я обе привыкли к потерям, мы Плантагенеты, мы день за днем вкушаем предательство и сердечную боль; Генрих Тюдор в королях недавно, за него всегда воевали другие.

– Удачи, – коротко произносит Елизавета, указывая на мой округлившийся живот. – Вы уверены, что не хотите остаться? Вы могли бы родить здесь. За вами бы хорошо ходили, и я бы вас навещала. Прошу, Маргарет, передумайте и останьтесь.

Я качаю головой. Не могу я ей признаться, что меня тошнит от Лондона, тошнит от двора и от правления ее мужа и его властной матушки.

– Хорошо, – говорит она, понимая все. – А в Ладлоу вы поедете, когда снова будете на ногах? Присоединитесь к остальным?

Она предпочитает, чтобы я жила в Ладлоу, с ее сыном, Артуром. Мой муж опекает его в этом отдаленном замке, и ей спокойнее знать, что и я тоже с ним.

– Отправлюсь, как только смогу, – обещаю я. – Но вы же знаете, сэр Ричард убережет и сохранит вашего мальчика, рядом я или нет. Он заботится о нем так, словно принц из чистого золота.

Мой муж – хороший человек, я этого никогда не отрицала. Миледи мать короля сделала удачный выбор, когда устраивала мой брак. Она всего лишь хотела, чтобы муж увез меня с глаз долой, но ненароком остановилась на том, кто души во мне не чает. Но сделка была ей не в убыток. В день нашего венчания она выплатила моему мужу самую ничтожную награду, мне и теперь почти смешно, когда думаю о том, что ему за меня дали: две фермы – два птичьих двора! – и крохотный разваливающийся замок. Он мог бы потребовать куда больше; но он всегда служил Тюдорам за спасибо, трусил за ними следом, только чтобы напомнить, что был на их стороне, шел за их знаменем, куда бы оно ни вело, не считаясь с потерями и ни о чем не спрашивая.