Проклятие Гиацинтов

Что же делать?! Звонить больному человеку, звонить в больницу в такое время неудобно, это факт. Но у нее может просто не оказаться другого времени для звонка. Кроме того, Вишневский как бы должен быть заинтересован в разрешении этой истории, он сам, первый, начал мутить голову Лерон!

Решительно набрала номер.

— Алло? — немедленно послышался приглушенный голос.

Лерон догадалась: Вишневский в палате не один, не хочет, чтобы его разговор кого-то разбудил.

— Алло, слушаю, кто это?

— Это Лерон. Лера Онегина, помните?

— Конечно, добрый вечер. Погодите секунду, я выйду из палаты, мой сосед уже вроде бы заснул, не хочу его беспокоить.

Лерон обрадовалась, что он не попросил ее утром перезвонить. Ждала, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из трубки: скрип кровати, крадущиеся шаги, осторожный щелчок притворенной двери, шаги — уже более уверенные, наверное, он идет под коридору. Легкий шелест — похоже, Вишневский где-то сел, на диван или в кресло.

— Все в порядке, Лерон, слушаю вас.

— Вы в больнице, что случилось? — спросила Лерон, не совсем решившись приступить к делу. Казалось бы, чего проще — ляпнуть человеку, что он солгал. Но не так все просто в этих затеянных вокруг нее играх, она это чувствовала, нет, она знала это!

— Да так, — усмехнулся Вишневский. — Упал, очнулся — гипс.

— Гипс?!

— Ну, до гипса пока не дошло, просто повязку наложили, но стукнули меня чувствительно.

— Кто?!

— Нашлись добрые люди, Лерон, — устало вздохнул он. — Да это неинтересно. Просто наша служба и опасна, и трудна, как поется в песне. Адвокаты очень часто наступают на больные мозоли, так что… Нет, вы мне лучше расскажите, как там ваши дела.

— Мои дела… Я все рассказала Лариссе — ну, о том, о чем вы говорили.

— И она ответила вам, что это неправда?

— Конечно! — с вызовом бросила Лерон. — А как вы угадали? Вы и сами знали, что Микка был неродным сыном Шестакова? И значит, он мне не брат! Вы это знали?

— Теперь я это знаю, да. Но в то время, когда мы встречались на площади Нестерова, еще не знал. Я же говорю, я в этой ситуации — лицо стороннее, просто выполнил частное поручение. Но вы заставили меня задуматься: ведь и в самом деле, ваша мама не могла не знать, чей сын — ваш жених. И вряд ли она дала бы свое согласие на кровосмесительный брак. Я нажал на своего клиента — и он признался, что заставил меня просто бросить пробный шар, чтобы вы призадумались.

На миг Лерон даже дара речи лишилась от возмущения.

— Пробный шар? — хрипло, с трудом выговорила она наконец. — Он что, садист-профессионал, этот ваш клиент?

— Есть немного, — усмехнулся Вишневский. — И все же дело ваше непростое, Лерон.

— Да бросьте! — чуть ли не закричала она. — Ваш клиент — ненормальный! Знает, что порет страшную ложь, мучительную, — и все же порет ее? Да еще и платит адвокату, чтобы он это донес до другого человека и свел его с ума? Да мне утопиться хотелось после того, что вы мне сказали. Понятно вам? Все, не хочу с вами больше разговаривать!

— Минутку, Лерон, — окликнул Вишневский. — Вы задали мне один вопрос — как я понимаю, из вежливости, но я на него толком не ответил.

— Какой вопрос? — буркнула Лерон.

— По поводу того, как я попал в больницу.

— А-а… — протянула она. — Ну и что? Вы сказали, что вас по голове ударили. Вы знаете, кто?

— Доподлинно — нет, но есть некие предположения.

— Какие?

— Вам в самом деле интересно?

— Ну… да, — угрюмо согласилась Лерон, хотя, конечно, следовало бы ответить — нет.