Проклятие бронзовой лампы

— Сэнди, ты… видел газеты?

— Все это чушь, дорогая моя, — твердо заявил мистер Робертсон.

— Конечно, чушь. Только…

— Только — что?

— Я думаю, не отказаться ли мне от билета.

— Почему?

— По-твоему, Сэнди, я должна возвращаться в Англию, когда профессор Гилрей в больнице?

— А какая от тебя польза здесь?

— Очевидно, никакой. Но по крайней мере…

Сидя верхом на стуле лицом к спинке, Сэнди Робертсон наблюдал за Хелен из полумрака. Его руки покоились на спинке, а подбородок опирался на кисти.

Маленький, худой и жилистый — даже чуть ниже ростом, чем Хелен, — Сэнди казался старше своих лет, но, возможно, выглядел бы точно так же в пятидесятилетнем возрасте. Волосы, цвету которых он был обязан своим прозвищем,[6] торчали надо лбом с едва заметными морщинами. Некрасивое лицо с темными умными глазами и насмешливой складкой рта многие женщины находили весьма привлекательным.

— Твой отец, — сказал он, — хочет, чтобы ты вернулась в Англию и открыла дом. Мы последуем за тобой… — Сэнди сделал небольшую паузу, — как только уладим дела с правительством Египта. Повторяю, дорогая: какая от тебя здесь польза?

Хелен опустилась на стул у окна. Каждый раз, когда Сэнди Робертсон смотрел на нее, его лицо (он знал, что оно находится в тени) приобретало выражение, напоминающее физическую боль. Однако поведение оставалось обычным.

— Но прежде чем ты вернешься в Англию…

— Да, Сэнди?

— Ты думала о том, что я тебе сказал вчера вечером?

Хелен отвела взгляд, точно стремясь избежать этой темы, но не зная, как это сделать.

— Конечно, — продолжал Сэнди, — я ничего не стою. Если бы ты оказала мне честь стать моей женой, тебе, безусловно, пришлось бы меня содержать.

— Не говори так!

— Почему? Ведь это правда. — После паузы он продолжал тем же невозмутимым тоном: — При обычных обстоятельствах я мог бы воспользоваться своими успехами в обществе. Я первоклассно играю в гольф и бридж, танцую, обладаю поверхностными знаниями египтологии…

— Не такими уж и поверхностными, Сэнди, если сказать по справедливости.

— Допустим. Потому что египтологией ты интересуешься, а гольфом, бриджем и танцами — не особенно. Ты очень серьезная девушка, Хелен.

В глубине души ни одной девушке не нравится, когда ее называют очень серьезной. Хелен Лоринг устремила на Сэнди беспомощный взгляд. В ее сердце боролись сомнение, смущение, привязанность к старине Сэнди и надежда, что его слова не вполне соответствуют мыслям.

— В этих областях, — продолжал Сэнди, — я не уступлю тебе и готов добиться успеха в любых науках — от владения эсперанто до изучения тропических рыб. Я… — Он оборвал фразу, а когда снова заговорил, его тон резко изменился. — Какого черта я произношу монологи, точно из пьесы Ноэла Кауарда?[7]

— Пожалуйста, Сэнди!..

— Я люблю тебя — и этим все сказано. Только не говори, что я тебе нравлюсь, это я и так знаю. Вопрос в том, как ты относишься еще кое к кому. — Помолчав, он добавил: — Например, к Киту Фэрреллу?

Хелен попыталась посмотреть ему в глаза — и не смогла.

— Не знаю, — выдавила она.

— Полагаю, ты увидишься с Китом, когда вернешься в Лондон?

— Думаю, да.

Сэнди снова опустил подбородок на руки.

— Некоторые люди, — заметил он, — считают мистера Фэррелла обычным трепачом. Я-то — нет, я знаю ему цену. Но все это чертовски неправильно!

— В каком смысле неправильно?

— Ну, посуди сама! С одной стороны — красавчик Кит Фэррелл. С другой — я, чья физиономия способна не только остановить часы, но и запустить их в обратную сторону.

— О, Сэнди, неужели ты думаешь, что это имеет значение?

— Да, думаю.

Смущенная, Хелен вновь отвела взгляд.

— Это ему надо быть светским львом, — настаивал Сэнди, — а мне — судейской крысой. Так ведь нет — совсем наоборот! Этот парень по-настоящему интересуется протоколами процесса Уислби против Баунсера в 1852 году. А ты, — закончил он тираду, — очень серьезная девушка. Когда ты в последний раз смеялась?

К его удивлению, Хелен громко расхохоталась.

— Вообще-то сегодня утром, — ответила она.

— Вот как? — с подозрением осведомился Сэнди, как будто его возмущало, что кто-то другой заставил Хелен смеяться.

— Да. В этом отеле остановился один мужчина…

Сэнди ударил себя по лбу.

— Прекрати, идиот! Этот человек мне в отцы годится!

— Как его зовут?

— Мерривейл — сэр Генри Мерривейл.

Несмотря на беспокойство, отразившееся в ее темно-карих глазах, Хелен запрокинула голову и устремила взгляд в угол потолка с выражением явного удовольствия. Многие люди могли бы сообщить ей, что, хотя присутствие сэра Генри Мерривейла зачастую вызывает бешеный гнев, оно всегда способно справиться с избытком серьезности.

— Он, кажется, поправлял здесь свое здоровье, — объяснила девушка, — хотя с виду вполне здоров. Сэр Генри сказал, что завтра уезжает, так как эффект, оказываемый на его кровяное давление постоянным надувательством, сводит на нет благотворное воздействие климата. А тем временем составляет грандиозный альбом вырезок.

— Каких вырезок?

— О его собственной деятельности. Из газетных подшивок за много лет. Сэнди, этому альбому нет цены! Это…

На маленьком столике возле рояля зазвонил телефон.