Проклятие

У меня кровь прилила к щекам и ко лбу, так тяжело и неудобно было говорить об этом с Кимкой. Но отвечать пришлось, а то она уже начала обстреливать меня недоуменными взглядами.

– Ким, да я бы с радостью, я сама этого до смерти хочу и тоже вначале собиралась просить! Но на самом деле нельзя это делать. Если хоть рот открою, последствия могут быть ужасными.

– И это почему же?

– Потому что по законам того мира, каждый, кто совершает убийство, подлежит смерти, и не только он, но и весь его род. И неважно, какое положение занимают люди этого рода, – приговор неотвратим. А смерть страшная – Смертная Тень, полное уничтожение. Вил тут в безопасности, но в Блишеме у него мать и еще, может быть, сотни родственников. Да он сам перед нашим отбытием строжайше запретит мне даже пискнуть об этом, вот увидишь!

– Но это же несправедливо! – взвыла Кимка и уронила нож на изящное фарфоровое блюдце, которое раскололось с жалобным треньканьем. – Он же нас всех защищал от смерти. Разве это не считается?!

– Ага, а организовала тех, кто на нас напал, его же бабушка! Только она никого не убила, так что это не в счет. Но, Кимка, ты пойми: здесь справедливость ни при чем. Справедливость – продукт человеческого разумения, но не на этом основан Нутряной мир. Когда Властитель совершил первое в человеческой истории убийство, мир изменился, и сам убийца бежал в ужасе. Он знал, что должен погибнуть, и ждал этого. Но Некто сжалился над ним и дал ему кентрон – это такой полный магии посох, который мог помочь ему, а мог и не помочь…

– Некто – это вообще кто? – уставилась на меня огромными от любопытства глазами подруга.

– Угадай с трех раз, – хмыкнула я. – В общем, Гамелех смог бы воспользоваться кентроном только в том случае, если бы, так сказать, заложил в него правильную программу, а иначе посох остался бы обыкновенным посохом. И Властитель поклялся, что в его мире никто никого не станет убивать, а если убьет, то будет исторгнут из мира и он, и весь его род, – неважно, по какой причине он это сделал.

– Но все равно же несправедливо, – уже не так горячо произнесла Кимка.

– Возможно. Но это работает: в Блишеме и Брите нет убийств. Вообще. Правда, те, кто попадает туда из нашего мира, в счет не идут, их преспокойно скармливают Смертным Теням.

Мы немного помолчали. Кимка с крайне озадаченным видом быстро и ловко протирала столы.

– Тот, кто дал Гамелеху кентрон, сказал ему еще кое-что, – добавила я. – Он дал ему шанс вернуться в этот мир… однажды. Если он скажет некие слова.

– Какие слова? – превратившись от любопытства в соляной столб, воззрилась на меня подруга.

– Не знаю. Он все мне рассказывал, но тех слов никогда не произносил. Наверно, это что-то вроде покаяния. Но Властитель едва ли скажет их когда-нибудь, потому что тогда Нутряной мир прекратит свое существование. А куда деваться тем, кто его населяет? Гамелех ведь отвечает за них всех, даже за тех, кто основался в Ашере и часто мутит воду против Блишема.

– Сложно-то как, – вздохнула Кимка, останавливаясь напротив меня. Она уже покончила с делами и теперь натирала кремом крепкие смуглые руки. – Как бы я хотела повидать тот мир хоть одним глазком!

– Может, повидаешь еще как-нибудь.

Но она резко мотнула головой:

– Нет, если Вилу туда хода нет, то и мне нечего соваться. Богдашечка, если бы ты знала, как я боюсь…

– Чего? – вздрогнула я.

– Не чего, а за наши с ним отношения. Если он всегда будет грустить по своей потерянной родине, что я смогу поделать, как отвлечь, что дать взамен? Тоска может вытеснить его любовь ко мне, пусть не сразу, но через несколько лет…

– Ну перестань, что ты! – Я протянула руки, Кимка шагнула вперед, и мы крепко обнялись. – Напротив, ты заменишь ему целый мир, и с каждым годом ваша связь будет все крепче!

– Ага, прожить бы еще эти несколько лет, – отступая, шмыгнула носом Кимка.

– Все обойдется, вот увидишь. Я уверена, что та всадница тут уже не объявится… если вообще Орлик с ней еще не разобрался.

– Ага, она-то, может, и нет, а что насчет этой Конрад? Она же по уши втюрилась в Вилли, ты заметила?

Я пожала плечами:

– Это, конечно, бросается в глаза. Но и можно понять: они ведь из одного мира, для Инги он олицетворяет какие-то добрые воспоминания… которые, надеюсь, у нее все же имеются.

Подруга скептически склонила голову набок, прищурила глаза:

– А ты изменилась, Данка. Ищешь ей оправдания, анализи-ируешь! Раньше бы просто чихвостила вместе со мной нахалку, которая лезет по-наглому в чужие отношения.

Я невесело хмыкнула. Конечно, изменилась, стала старше на целую жизнь, пусть и короткую, на целое материнство. На боль потерь и на тот неизбывный страх, который навсегда поселился в моем сердце после страшной гибели почти всех жителей Кречета, родителей и брата.

Глава пятая Проклятие или благословение?

Мои размышления прервало появление на кухне Вилли. – Дана, тебе надо отдохнуть и еще подлечиться до вечера, – напомнил он.