Проклятие

С тех пор как друг детства сбежал из Анвайлера, Агнес его больше не видела. Поговаривали, он, как и Райхарт, примкнул к повстанцам, которых в последнее время становилось все больше. До Агнес доходили слухи, что крестьяне уже почитали юного оружейника одним из своих предводителей. Ее маленького, несмышленого, упрямого Матиса… Давно ли они детьми играли вместе в лесу? Сколько…

– Что у тебя, дитя мое?

Голос Хедвиг вырвал ее из мрачной задумчивости. Агнес подняла глаза и встретила озабоченный взгляд дородной кухарки. Хедвиг вздохнула:

– Ты день ото дня все бледнее! Тебе надо больше есть, тогда все наладится, вот увидишь. Господь к нам милостив, уж ты не сомневайся… – Кухарка кивнула и продолжила болтать, помешивая в котле над огнем: – Крестьяне там мерзнут и голодают, всюду царят грабежи и убийства, хоть караул кричи! Благодарить нужно Бога за то, что можем у очага согреться и с голоду не умираем, да.

– Уж лучше на холоде в борьбе сгинуть, чем с обиралой под одной крышей в тепле жить, – мрачно отозвалась Агнес.

– Ох, только перед графом такого не говори! – покачала головой Хедвиг. – Не забывай, Агнес, ты теперь графиня. С простым народом тебе уже не по пути.

– Ах, Хедвиг, – вздохнула Агнес. – Я помню, как ты мне, еще малютке, разламывала свежий хлеб и намазывала медом… – Она усмехнулась: – И когда я грязь на кухню заносила, ты ругалась на чем свет стоит… А теперь должна вдруг называть меня графиней? Нет, этому жизнь меня не учила.

– Жизнь еще многому вас научит, сударыня.

Агнес повернулась на голос. На кухню через низкий портал вошел Мельхиор фон Таннинген с Парцифалем на затянутой в перчатку руке. Сокол был без клобучка и вел себя спокойно, словно держала его Агнес.

– Во дворе мне повстречался слуга и заявил, будто графиня сама взялась подать вино гостю, – сказал менестрель с улыбкой. – Если слух об этом расползется, то скоро и пастух в Анвайлере попросит вас почистить ему сапоги.

– Слуга случайно разлил вино, – ответила Агнес нерешительно. – Вы же знаете моего супруга. Вот я и решила, что мальчишке лучше пока не попадаться ему на глаза… – Она смерила барда недоверчивым взглядом: – Что вы вообще делаете с моим соколом?

– Он клекотал. Видимо, истосковался по хозяйке. К тому же он скоро начнет линять. Вот, посмотрите, – Мельхиор показал несколько серых, растрепанных перьев. – Ему бы полетать немного в морозном небе, пока он совершенно не утратил вида. Что скажете? – Менестрель поклонился: – Сочту за счастье завтра же сопроводить благородную графиню на охоту и скрасить ее уныние.

Агнес невольно улыбнулась. Прогулки с Мельхиором действительно скрашивали ее безрадостное существование. Менестрель прилагал все усилия, чтобы приободрить ее. Когда они выезжали с Тарамисом, отцовским конем, бард рассказывал ей истории о нибелунгах или напевал грустные баллады из тех, что готовил к состязанию певцов в Вартбурге грядущей осенью. В первый же год знакомства Мельхиор стал для Агнес верным другом. Его старомодные манеры и вычурная речь неизменно вызывали у нее улыбку. Вот и теперь девушка не удержалась и хихикнула.

– Что ж, благородная графиня сочтет себя не менее счастливой отправиться с вами на охоту, – ответила она с деланой чопорностью. И тут же закрыла рот ладонью: – Господи, вино! Я и думать про него забыла. Свекор там, наверное, рвет и мечет.

– Позвольте, я все улажу.

Мельхиор осторожно пересадил сокола на край горшка. Потом взял чистый бокал и налил в него немного рейнского вина из бочки.

– Это удел певцов – терпеть проклятья и ругань. Разом больше или меньше, значения не имеет.

Он подмигнул Агнес и направился к лестнице, ведущей в большой зал.

– Хороший человек, – пробормотала Хедвиг, когда менестрель удалился. – Такой галантный, и язык подвешен… По мне, вот только мелковат немного.

Агнес рассмеялась:

– Мелковат, уж точно. Зато сердце большое.

Она вдохнула запах густого супа на огне и только теперь заметила, до чего проголодалась. Села за стол перед дымящейся миской и жадно принялась за еду.

Она была в тысячу раз вкуснее всей той снеди, которой граф набивал живот посреди холодных стен рыцарского зала.

* * *

Снежные хлопья медленно кружились над лесной поляной и превращали многочисленные палатки и покосившиеся хижины в одинаковые белые холмики. Матис стоял у ржавой, побитой наковальни и колотил молотом по искривленному дулу аркебузы. Удары звоном заупокойного колокола разносились над площадкой. Даже возле огня пальцы коченели, и ствол не получалось раскалить до нужной температуры. В конце концов юноша не выдержал и отшвырнул железку. Окутанная клубами пара, она с шипением погрузилась в сугроб.

– Как от козла молока! – ругнулся оружейник. – Без нормального горна хорошего жара не получить. Можно аркебузами вместо дубин размахивать, толку больше!

– Наберись терпения, – одернул его Ульрих Райхарт, раздувая огонь мехами. – Еще немного, и жара было бы достаточно. Нормальную кузню мы тебе посреди леса тоже не достанем, сам понимаешь. Теперь придется начинать сначала!

Он ворчливо поднял ствол из снега и снова сунул в жаровню.