Проклятье шамана

– Помья! – прошептал старик и посмотрел на холм, где среди прочих павших лежал его сын. – Что за горький день, клянусь Азузой!

– Я молю Азузу о помощи, так что не упоминай вслух его имени, – предупредил ятаба серьезно. – А ты, Шейра, – обратился он к девушке, – беги и собери стариков. Нам есть что обсудить, прежде чем кезатти вернутся. А я пока займусь ранеными. Боюсь, что Гомбу удастся спасти, лишь если небо придаст мне сил.

Помрачнев, Конан крепко сжал кулаки:

– Если ваш Гомба не вернет мне меч, клянусь Кромом, сами боги не смогут его вылечить!

– Он также и мой должник, – с жаром подхватил Юкона. – Он попытался убить меня в джунглях. Сегодняшний подвиг не смывает пятна предательства. Не верь ему, ятаба! Змея, ужалившая врага, завтра ужалит друга.

Ятаба сделал примирительный жест.

– Успокойся, Юкона. Все-таки Гомба ганак, а не гад с чешуйчатой кожей. Обсудим это позже.

Он обратился к варвару:

– Конан, ты волен забрать свое оружие когда угодно. А если Гомба выживет, ты можешь вызвать его на поединок, если обычаи твоего народа того требуют. И еще: если у нас будет время, я хотел бы тебя о многом расспросить.

Конан кивнул, и они все вместе двинулись к деревне.

– Не мешало бы перекусить, – проворчал Конан. – Клянусь Кромом, я съел бы сейчас целого быка.

Шейра сейчас шла как раз перед ним, и киммериец не в силах был отвести глаз от ее прекрасного тела. Естественное покачивание круглых бедер возбуждало даже больше, чем отточенные движения императорских танцовщиц.

Юкона согласно кивнул:

– Ты прав, Конан. Траурная церемония подождет, а перед новым налетом кезатти следует хорошенько подкрепиться… Неизвестно, доведется ли вам когда-нибудь пообедать еще.

Конану такое настроение совсем не нравилось.

– Как вы можете смотреть на смерть и думать о пище? – укоризненно спросила Шейра.

Конан ухмыльнулся и неохотно отвел взгляд в сторону: чего доброго, старик подумает, что он строит его дочери глазки. Он молчаливо оглядел разоренную деревню. За работой видны были лишь старики и дети. Они волочили трупы кезатти к лесу и топили в болоте. Похоже, ганаков не беспокоило, что их собственные мертвые оставались лежать, собирая вокруг себя мух и москитов.

– Что вы с ними делаете? – Копал мотнул головой в сторону холма. – Хороните или сжигаете?

Юкона удивленно сморгнул:

– Это такой ритуал?

– Можно сказать, что так. Во многих странах, где я побывал, люди роют специальные ямы, называемые могилами, и кладут туда мертвецов. Затем сыпят на покойника землю, пока священник справляет панихиду. Стигийцы, те строят целые здания – гробницы или даже пирамиды, в зависимости от того, какое положение занимал покойник при жизни. Другие же поступают проще: бросают трупы в костер и превращают в золу.

– Священник… Гробницы… Пирамиды… Сколько непонятных слов! Наши старцы помнят древний язык, возможно, они тебя поймут. Пойдем, я познакомлю тебя с народом.

Он провел киммерийца мимо длинных скамеек, сложенных в форме треугольника; холм с мертвецами располагался как раз в его центре.

– Это место собраний, – пояснил Юкона, – здесь мы внимаем пророчествам ятабы, а также слушаем доклады раниобы.

Конан кивнул, обратив внимание на то, что деревянные скамейки были отменно отполированы задами многих поколений ганаков. Он также заметил, что бревна имели плоские грани, которые к тому же были стесаны с боков. Эти скамейки показались варвару безумно знакомыми. Только полнейший кретин, мог предположить, что в лесу растут такие пальмы. А ведь, насколько он мог судить, ганаки были весьма далеки от плотницкого дела.

– Откуда эти скамьи?

Юкона пожал плечами.

– Возможно, ятаба знает. Взгляни туда. – Он указал вперед. – Когда-то это было нашей праздничной крышей. Под ней мы встречали воинов, когда они возвращались с Аравы. Ты только посмотри, во что ее превратили кезатти, будь они неладны! Подарят ли нам боги другую?

– Кром, это же… – Варвар застыл с круглыми от удивления глазами.

Издалека он принял это за навес из сухих веток и листьев, натянутый между шаткими и неровными столбами.

Крышей служил рваный кусок паруса, несомненно, от грота древнего корабля. Запятнанный и изодранный, он свисал, как столетний погребальный саван. Неожиданно Конана осенило: эти скамейки… ну конечно же, это кили огромных кораблей. Конан прищурился, окинув взглядом деревню; одно только ее существование являлось интригующей загадкой.

– Да, – кивнул Юкона, неправильно интерпретировав реакцию Конана, – теперь она полностью разрушена.

– Это тоже подарили боги?

– В честь Кулунги, нашего предка. Это вуаль Джейры. Когда Кулунга прогнал кезатти, ганаки устроили праздник. Но Изат, расстроенный смертью своих детей, пролил слезы. Торжественный пир был испорчен. И тогда Джейра, та, что ненавидела Изата, как никто другой из богов, сделала нам подарок – вуаль, – защитив тем самым от Изатовых слез.

Конан изобразил притворный интерес. Ясно, что старику невдомек было настоящее происхождение тряпицы. А что, если знали всю правду, но умышленно скрывали ее от народа? Конан решил избавить Юкону от дальнейших расспросов. Однако из ятабы он выудит все.