Старик говорил о бледно-бежевой книге, которую М приволок после очередного своего исчезновения. Макс вспомнил, как был увлечен готической составляющей рукописи, написанной на непонятном языке. Она представляла собой энциклопедию о злачных местах мира, а также о различных тварях, скрывавшихся во тьме. Писателя посетило мимолётное воспоминание о том, как М зачитывал отрывки и переводил их на понятный язык современности. Для кого-то информация, содержащаяся на страницах данного артефакта, могла показаться лишь горстью предрассудков древнего человека или же выдумкой религиозного фанатика с очень богатой фантазией. Более впечатлительных людей, с ранимым сознанием, она могла вогнать в депрессию или погрузить в кошмарное откровение об истинном лице естества окружавшей его жизни. Что касается Макса, то все вышесказанное не относилось к нему. Подготовленный и заинтересованный, он был вдохновлён и неоднократно пролистывал её, всматриваясь в картинки и магические символы, казавшиеся инородными в человеческом понимании жизни.
– Не припоминаю ничего подобного из моей книжной полки. Вы ошиблись… – он говорил спокойно и без эмоций, потому что понимал: случись что – путей к бегству нет и лучше снизить свой пыл. Уж больно сильно серьезны были лица людей, окруживших его.
– Давайте попробуем ещё раз… – произнес Мартин Новак. – Твой роман содержит подробные инструкции по воздействию на человеческий рассудок, взятые из Нашей рукописи. Это относится и к описанию неких злых существ, запертых в холодных глубинах Мира. И апогеем является зашифрованное сообщение об организации, которую мы представляем, с нашими секретами и ритуалами, доступными лишь избранным членам!
Старик начал слегка нервничать и повышать голос:
– И не поверишь…эти все знания содержатся лишь в этой рукописи.
Старик сделал паузу, нахмурил не менее седые, чем его волосы, брови и с наивностью десятилетнего ребёнка спросил:
– Как тебе, вообще, удалось перевести этот текст?
Макс замешкался с ответом, который старик не особо ожидал сейчас услышать. После секундной паузы мужчина в костюме указал ладонью с растопыренными пальцами на Макса и наклонил голову, как бы отворачиваясь от противного ему действа, последовавшего за этим жестом. Фримен не успел ничего толком понять, как в то же мгновение получил два сильных удара со спины. Хлёсткие, жесткие, словно били не руками, а металлической дубинкой, они пришлись в область, где находятся почки. Стоило телу Макса слегка изогнуться под натиском боли, как сбоку прилетела нога, обутая в те самые «Тимберленды». Все померкло. Слабо светивший фонарь окончательно погас. Писатель стремительно летел на встречу с мокрым асфальтом.
– Вспоминайте, господин Фримен… – раздражённо злорадствовал старик.
Макс к этому моменту уже лежал лицом на шершавом покрытии парковки. Нос был разбит, и текла кровь. При приземлении несильно пострадали подбородок и бровь, но ссадины были четко видны. Затем подошёл тот самый выскочка и небрежно перевернул ногой Макса с груди на спину. Последовал ещё один удар, но уже сверху вниз – выскочка приземлил свою подошву четко в центр живота. Макс нечеловечески взвыл от сильной боли.
– Нет, стойте… – он хрипел, выплевывая сгустки крови.
– Поднимите это! – скомандовал Новак.
Молодчики тут же схватили Фримена под руки и, как грузное полено, привели в вертикальное состояние.
Все это время старик стоял, отвернувшись и не спешил вновь продолжать говорить, видимо, давая отдышаться Максу. И Макс отдышался. Когда седовласый мужчина повернулся и, слегка прихрамывая, стал приближаться к нему, Фримен, воспользовавшись расслабленностью остальных членов группы, которые дружно уставились на старика, как на мессию, в ожидании чуда, замахнулся и, как профессиональный боксер, ударил выскочку в правую часть челюсти. «Нокдаун!» – загорелась невидимая надпись в слегка мутноватых глазах писателя. Какова истинная причина, и вызвана она яростью или же инстинктом самосохранения – сейчас даже сам Макс не смог бы объяснить этого.
Ответная реакция оказалась незамедлительной и весьма очевидной: десяток кулаков вперемешку с ногами устремились на свидание с мягкими тканями и костями дерзкого писаки. Его били по голове, спине, ногам; несколько ударов пришлось в район паха. Макс пытался закрываться руками, безуспешно пытаясь минимизировать свои страдания, и кричать:
– Твари! Аааа!..
Он жалобно вопил от боли и страха, от мыслей, что они больше не остановятся, по крайней мере, пока бьется его сердце.
Удар за ударом, стон за стоном – время для Макса остановилось, хотя в реальной жизни и прошло-то от силы секунд тридцать.
– Довольно, – раздался хрипловатый голос Новака. – И поднимите этого…
Он указал рукой на забытого в порыве ярости лежавшего выскочку. Как только того привели в чувство, он, озверевший и обозленный, достал из-за спины длинный армейский нож.
– Я убью тебя, сукин ты ублюдок! – завопил он, но, попытавшись добавить и без того наказанному за проступок Максу, мгновенно был остановлен старшими коллегами.