Ответом мне было громкое тиканье часов. Я нажала клавишу выключателя. Свет озарил небольшую квадратную комнату со старой мебелью. Два массивных кресла с высокими спинками стояли в центре, занимая почти все пространство комнаты. Напротив находился сервант с растрескавшимся лаковым покрытием. В нише стоял телевизор старой модели с белесым слоем пыли на верхней панели. В углу за креслами я увидела высокие напольные часы с маятником. Время на них совпадало с тем, которое показывал мой мобильный телефон: пять минут первого. И это меня немного приободрило: значит, помещение все же жилое, хоть таковым и не кажется. Мне представилось, как в этой комнате семейная пара стариков смотрит вечерние новости. Или просто занимается любимым делом: она вяжет, щуря подслеповатые глаза, он пролистывает газету. Их разговоры одни и те же изо дня в день: она жалуется на то, что молоко поднялось в цене, вздыхает, вспоминая, что дети давно не навещали их, сердится на громкоголосую соседку, которая опять слишком сильно скандалит с мужем. Он более молчалив, чем она. Перелистывая с тихим шуршанием страницы газеты, поддерживает разговор междометиями и вдруг, прочитав интересную новость, восклицает и зачитывает ее вслух своей супруге. А может быть, у них обоих – болезнь Альцгеймера, навещает их ежедневно специально нанятая девушка, которая убирает квартиру, готовит обед, покупает в аптеке лекарства и строго по часам дает старикам положенную порцию таблеток. Не знаю, почему у меня так разыгралось воображение при виде этих двух рядом стоящих кресел. Я будто наяву увидела эту пару стариков: ее аккуратно причесанную седую голову и его лысую макушку с пигментными пятнами, они выглядывали из-за спинок кресел, на которые были постелены трогательные, вывязанные крючком, утратившие белизну салфетки. И «услышала» шелестящие, как осенние листья, голоса. Поддаваясь наваждению, я подняла деревянные жалюзи. Окно выходило в узкий темный двор-колодец, в котором соседи вывешивали выстиранное белье. Непривлекательный вид.
Только сейчас я заметила другую дверь, напротив окна, и тихонько ее приоткрыла. За ней оказалась даже не спальня, а маленькая, похожая на кладовку, комнатушка, заваленная каким-то хламом – связками пожелтевших газет, раскрытыми пластиковыми мешками с выглядывающими из них подушками и одеялами, сваленной в кучу старой верхней одеждой с торчащими из горловин крючками вешалок. Будто некто разбирал вещи и упаковывал их на выброс. Пока я оглядывала помещение, из большой комнаты вновь раздался громкий бой часов.
Двенадцать.
Как так может быть? Эти же часы совсем недавно пробили столько же!.. Я вернулась в комнату с креслами и подошла к бьющим часам, стрелки которых сошлись в одну на цифре «12». Испорченные. Я вытащила из кармана телефон, чтобы узнать, который час на самом деле, и увидела, что он полностью разрядился. Странно, заряжала его всего лишь вчера! Нужно уходить отсюда как можно скорей. Я потянула за шнурок, пытаясь опустить жалюзи, как было до моего прихода, но что-то заело в старом механизме. В отчаянии дернув за шнурок сильнее, я потревожила широкий карниз, к которому крепились жалюзи, и на пол свалился какой-то сверток. Измятые, исписанные крупным почерком листы разлетелись по всей комнате. Вот незадача… Я опустилась на колени и принялась торопливо собирать их. Разглаживая один из мятых листов, я не удержалась и заглянула в него. И по мере того как продвигалась к последней строчке листа, интерес сменялся удивлением: некто записал мой недавний сон, в котором я видела слепого музыканта.
Читая, я совершенно забыла, что собиралась покинуть квартиру, и опомнилась лишь тогда, когда за моей спиной заскрипела, приоткрываясь, дверь и следом за этим раздались шаги. Я стремительно оглянулась и напугалась еще больше, увидев, что за моей спиной никого нет. Но шаги – тихие, медленные, шаркающие, словно шел старый человек, продолжала слышать. И когда со спинки одного из кресел слетела салфетка, будто кто-то случайно ее задел, я сорвалась с места и рванула к выходу. Преодолев в темноте коридор-траншею, на этот раз уже не показавшийся мне таким длинным, я что было сил рванула на себя дверь и – удивительно! – на этот раз смогла ее открыть. Видимо, замок просто заедал.
Уже спускаясь по лестнице, я обнаружила, что продолжаю сжимать в левой руке пачку листов. И что мне с ними теперь делать? Не возвращаться же в квартиру? Я решила просто опустить их в почтовый ящик.
На следующей площадке навстречу мне из лифта вышла пожилая сеньора. Я посторонилась, чтобы дать ей пройти, но, как назло, дама оказалась из тех, мимо которых муха не пролетит.
– А вы к кому ходили? – подозрительно спросила сеньора протокольным тоном. «А вам какое дело?» – огрызнулась я про себя, но вслух с самой вежливой улыбкой ответила правду:
– К сеньору Хуану Сегура Кампосу.
– К Хуану? – удивленно подняла брови пожилая женщина. – Так он же умер!
– Как? – выдохнула я. – Когда?
– Да уж недели две назад. Если не три. А вы из газовой компании?
– Да, – сорвалось у меня с языка.