Проклятье Ифленской звезды

Маленький глоток вина. Потянуться к столику, чтобы поставить бокал. Легко шевельнуть плечиком — и вот, шаль уже соскальзывает по шёлку платья, не даётся в руку, падает на пол.

И чеор предсказуемо наклоняется, чтобы поднять. Как же всё-таки легко управлять мужчинами — даже очень умными! Чеора выдержала секундную паузу и встала — ровно в тот момент, когда, держа в руках её шаль, поднялся и Хенвил.

Он оказался близко — на расстоянии ладони. Из-под светлой чёлки глаза поблескивали почти весело.

— Простите, — пробормотала чеора, принимая шаль, — так неловко…

— Я бы пригласил вас прогуляться, если б не погода. Итак, вы едете в монастырь…

— Да, ненадолго. Потом вернёмся в столицу. А вы? Вы тоже решили поклониться Золотой Ленне?

Она несла полнейшую чушь, знала это, но упускать шанс сблизиться с возможным наследником не собиралась. Да какая разница, что она сейчас говорит, важно, что он стоит рядом и смотрит туда, куда в подобной ситуации смотрят все мужчины, и кажется, он ничего не имеет против того, что чеора подвинулась к нему ещё ближе. Почти вплотную.

— Знаете, — пожаловалась она, заглядывая в глаза та Хенвилу, — я так испугалась, когда началась гроза. Стало так темно… мы ехали по краю леса… клянусь, совсем рядом с нами упало дерево! Я думала, оно раздавит нас, но каким-то чудом наша карета промчалась мимо…

Хенвил, светски улыбнувшись, склонился к ней и шепнул в ухо:

— Чеора та Зелден, позвольте проводить вас?..

Проводить? О, это оказалось намного проще, чем она думала. И почему дома благородные дамы поминали его затворником? Или может, на него так действует это вино?

Она позволила чеору взять себя под локоть, и они вместе прошествовали через зал к лестнице. Вино при этом осталось у камина, и оставлять его было жаль — кто-нибудь непременно утащит и выпьет. И вряд ли сможет оценить букет. С другой стороны, чеор Хенвил наверняка сможет где-нибудь раздобыть ещё.

До комнаты они не дошли. Благородный чеор вдруг резко притиснул её к себе, коснулся губами полуобнажённого плеча. Его руки скользнули по тонкой талии, не давая Дальсе шанса передумать — да она и не собиралась. И когда его губы коснулись её губ — отдалась поцелую так жарко, как, она считала, заслуживает Хенвил.

Он на миг отстранился — этого времени хватило, чтобы отпереть дверь и увлечь его в темноту и пустоту гостиничной комнаты.

Руки поспешно расстегивали его камзол — её переполняло желание, да — но больше торжество. Кажется, среди знакомых чеоры Дальсы не было ни одной, которая могла бы похвастаться, будто знает, что у Шеддерика та Хенвила под одеждой…

Что переполняло чеора Хенвила, знал только чеор Хенвил — до поры.

Глава 1. Чистая шкатулка

Темершана та Сиверс

— Может, вернёмся, молодая хозяйка? Ну, как опять налетит?

Ночью ветер снова разыгрался и поломал деревья подле тракта, но к утру вроде бы всё наладилось, и сёстры дозволили Темери давно планируемый поход в деревню. Вестник ещё сутки назад передал, что с благословения доброй Матери все обереги и чистые шкатулки нашли покупателя, а значит, нужно отнести в лавку у перекрестка новые поделки и забрать выручку. Обители с этих денег отходит восемь частей из десяти. Ещё одну часть забирает хозяин лавки, так что самой Темери достаётся едва десятая часть. Впрочем, под покровами Золотой Матери Ленны деньги и ни к чему. Сёстры на них закупают заморские ткани и те товары, которые обитель не может произвести сама, а вот оречённые, такие как Темери — могут не беспокоиться ни о новом платье, ни о ежедневной трапезе. При условии, что не ленятся и ежедневно приносят пользу общему делу.

Впрочем, и одну её в неблагие земли никто не отпустил бы: и опасно, и не дело это — молодой женщине появляться на дороге в одиночку.

— Чеора та Сиверс! Смотрите, снова тучи. Ведь убьёмся же!

Темери дёрнула плечом, не соглашаясь больше с тем, что сестра прибегла к её речёному имени, чем с самой идеей возвращения. Та Сиверс — имя землевладельца, когда-то пожертвовавшего эти земли Золотой Матери. С тех пор всех женщин, потерявших кров и семьи во время войны с ифленцами, звали именно так.

А настоящего имени у них не было с момента речения — обряда, при котором просительница вверяет судьбу Матери Ленне и её пресветлым сёстрам. Но другие сёстры охотно звали её Темершаной, а эта — словно бы специально напоминала о пусть давних уже теперь, но оттого не менее горьких потерях. Да ещё это «чеора». Словно она и сама родом с островов.

Снова начал накрапывать дождь.

— Чеора та Сиверс! — умоляюще повторила сестра, и Темери всё-таки остановилась.

Дорога за ночь превратилась в густое грязное месиво, и идти удавалось лишь по узкой обочине, двум людям и не разминуться. У Темери тёмные шерстяные юбки промокли почти до колен, стали тяжёлыми, их приходилось поддерживать. Идти ей помогал резной, своими руками сделанный дорожный посох-эгу из тёплого клёна. Сухой у неё оставалась лишь спина, прикрытая заплечным мешком.

Сестра догнала её, опёрлась о собственный посох, украшенный четырьмя знаками птицы. Тяжело отдышалась.