Шеддерик и Старрен повернули голову туда, куда им велели… и Шедде тут же вскочил.
— Ровве?
— Да, я призрак Ровве. Извини, что мешаю беседе. Я бы не стал, но дело срочное. Простите, благородный чеор та Старрен, что не постучал. Мы, призраки, этого не умеем.
— Срочное дело у призрака? — невесело улыбнулся Шеддерик. В тот момент он впервые подумал, что, наверное, ложиться спать вовремя уже немного поздно, и он наверняка необратимо повредился рассудком.
— Да. Шанни в беде. Ты ей очень нужен.
— Шанни? — имя не показалось Шеддерику знакомым.
— Темершана. Рэта Темершана Итвена.
Стул, на котором Шедде только что сидел, полетел в угол. Что за день такой? И что с Темери могло случиться в спальне за закрытой дверью и под охраной? Или она там, в той спальне и под охраной, не осталась? Но тогда где?
— Где? — крикнул он, остановившись у дверного проема.
— Не знаю. В своих комнатах?
Шеддериик даже не дослушал. Он уже бежал туда, где на рассвете оставил Темери отдыхать. Предчувствие подсказывало, что эта беда серьёзна и необратима.
Старрен, помедлив мгновение, помчался следом. Нет, Шеддерику он не верил. Но хотел быть в курсе.
По пути Шедде крикнул дежурному гвардейцу, чтобы нашёл Гун-хе.
Призраку не нужно было зримо следовать за людьми: он следовал за ними невидимкой. Только пламя факелов вздрагивало и тускнело на миг там, где он шёл.
Он мог бы перенестись к Темершане тем способом, которым владеют все без исключения бесплотные призраки и тени, но был уверен, что окажется не подле её тела, а где-то на тропах тёплого мира, в глубинах её Эа, или как это называется у монахинь.
Так что оказался он подле неё практически одновременно с благородными чеорами.
Глава 22. Снять проклятье
Благородный чеор та Хенвил
Света здесь было ещё меньше, чем в кабинете Шеддерика. Слабый-слабый отсвет молодой луны на подоконнике — вот и всё.
Шедде метнулся к постели, замер у изголовья.
Темери лежала на боку, спутанные волосы закрывали лицо. Сначала показалось — спит, но вдруг она вздрогнула, хрипло что-то прошептала и вся сжалась в комок.
Когда Шедде коснулся её руки, понял, что девушку трясёт, и что её сорочка стала влажной от пота.
Он потряс её за плечо — безнадёжно.
Старрен тем временем не торопясь разжёг свечи в тяжёлом бронзовом подсвечнике и тоже склонился к кровати.
В свете свечей стал виден кровавый рубец на лбу Темершаны и страшный багровый синяк, закрывающий пол-лица.
Шеддерик осторожно отвёл в сторону темную прядь… и замер. Застыл бледным нескладным изваянием, сразу узнав и поняв, что это может быть и что это может значить… У него самого совсем недавно появились подобные следы на лице…
Благородный чеор Старрен тоже успел прекрасно всё разглядеть.
— Кто это? — тихо спросил он. — И кто это с ней сделал?
Может быть, надо было как-то объяснить ему, ответить. Но — неважно. Ничего не имело значения, слова не имели значения, все слова — лишь пустой звук. Да и в лёгких совсем не осталось воздуха, столь необходимого, когда нужно что-то сказать… Так уже было — когда умер Ровве. Тогда он стоял над трупом, сжав кулаки и понимая, что безнадёжно опоздал. Что всё, что он может сейчас сделать — это мстить… и оплакивать друга.
Сейчас удар был ещё страшней: суток не прошло с того момента, как он почти потерял брата.
Чеор та Хенвил тяжело опустился на колени возле кровати, нашарил безвольную, холодную руку Темери, прижал к губам, к лицу. Кричи — не услышит. Тормоши — ответа не будет. Но почему она? Сколько ей ещё выпадет несчастий по его вине? Из-за его необдуманных решений?
Нисколько. Ответ был как ведро ледяной воды.
Нисколько.
Это — последнее. Потому что удары по лицу, а потом и по всему телу, юный чеор Вартвил получил во время ареста: стража немного перестаралась, выместив на парне часть своего страха перед гневом императора. И своей ненависти. Потом был допрос, дыба. Стальная решётка, горящие угли под ней, это уже второй день…
Третий — сломанные ребра. Вырванные ногти… Кожа, которую сдирали щипцами…
Нет, этого не будет. Он не позволит. Всё будет иначе…
Вопрос, заданный Старреном, повис в воздухе.
Ровве появился в тени за камином. Тихо сказал:
— Это его проклятье. Верней, императорское проклятье. Так оно… выглядит.
Ифленский посол хмуро вгляделся в лицо женщины — мальканка. Да нет, ерунда. Проклятье, отметившее семью Императора, не может иметь никакого отношения к жителям Побережья. Это снова ловушка, розыгрыш. За этим всем есть какой-то скрытый смысл.
Голос привидения был искренним и печальным. В нём не было ни безумия, которое в летописях обычно приписывают потусторонним существам, ни ненависти. И он решился спросить:
— Кто она? Она — его любовница?
Ровве покачал головой. Но на этот раз ответил Шеддерик:
— Нет. Не любовница. Но я её люблю. Слышишь, Темери? Ты знай, я тебя люблю…
— Рэта Темершана Итвена, — вздохнул Роверик. — Официально жена Кинрика та Гулле, наместника Танерретского.
— И как к этому… к этому относится наместник? Терпит? Он ифленский дворянин или медуза?