Зато все это в изобилии, чтобы не сказать в излишке, увешивало спутницу юной красавицы. Экстраординарная внешность второй леди достойна не менее подробного описания. Мадам была на целую голову выше дочери и как минимум... гм... втрое толще. Льняной наряд а-ля царица Египта давно утратил первозданную белизну и приобрел сомнительный серый оттенок. Аляповатое ожерелье из стекляруса тщетно силилось прикрыть изрядный бюст и с тем же успехом имитировало драгоценности великих фараонов. На гигантских ступнях каким-то чудом держались легкомысленные сандалии, предполагаемую талию кокетливо обозначал расписной пояс, а на голове колыхалось чудовищное сооружение из смоляных волос с массой цветочков, перышек и медных побрякушек.
Я исподтишка ткнула Эмерсона локтем в бок.
– Посмей только выдать хоть слово из тех, что пришли тебе в голову...
– Молчу, молчу. – У него подозрительно тряслись плечи. Голос супруга мне тоже не понравился.
– И нечего хохотать! – прошипела я на всякий случай.
В ответ раздался булькающий клекот.
Мадам Беренжери промаршировала к нам, волоча за собой дочь. При ближайшем рассмотрении башня на голове экстравагантной особы оказалась париком вроде тех, что носили древнеегипетские модницы. Это уродство, слепленное из конского волоса, да еще в сравнении с естественными мягкими локонами Мэри, у любого могло вызвать хохот. Если бы слезы не душили.
– Это я! – с драматическим придыханием возвестила мадам Беренжери. – Контакт состоялся! Мне дан знак! Теперь я в силах вынести несколько часов без духовной поддержки.
– Прелестно. – Леди Баскервиль хищно улыбнулась, как будто собираясь вонзить острые белые зубки в горло нежданной гостьи. – Мэри, дитя мое, рада вас видеть. Позвольте представить... Профессор Эмерсон. Миссис Эмерсон.
Губы Мэри дрогнули в застенчивой улыбке. Я была очарована милыми, чуть старомодными манерами девушки. Уж и не знаю, где она получила воспитание, но точно не в обществе матери. Приступ неуместного веселья Эмерсона, слава богу, прошел; во взгляде, остановившемся на Мэри, светились восхищение и сочувствие. Может быть, юная красавица с лицом египетской царицы напомнила ему несчастную Азизу?
Не дожидаясь, когда ее представят, мадам Беренжери сама пошла на штурм. Нацелила мощный бюст на Эмерсона и с неслыханной фамильярностью уцепилась обеими руками за его локоть. Я вообще-то ничего не имею против окрашенных хной пальцев, но хотелось бы, чтобы они были поизящнее и почище.
– Ну нам-то церемонии ни к чему, профессор, – заголосила она, да так оглушительно, что обернулись даже те посетители, которые из вежливости отвели глаза при ее появлении. – Ах, профессор... Вернее... Могу я звать вас Сет-нахте?
– С какой это стати, черт возьми? – изумился Эмерсон.
– О-о-о! Не помните?! – Ростом мадам почти не уступала моему мужу, к тому же придвинулась так близко и дышала так яростно, что у него волосы встали дыбом. – Не всем дано помнить, кем они были в прошлых жизнях. Но вы-то... Я была царицей Та-весерет, а вы – моим возлюбленным!
– Ничего себе! – Эмерсон попытался выдернуть руку. Не тут-то было. Мадам прилипла намертво, силой же ее бог не обидел.
– Мы правили в древнем Васете! – не унималась мадам Беренжери. – Но сначала... сначала мы убили Рамзеса, моего никчемного мужа!
Эмерсона бесят исторические ошибки.
– Позвольте, – возмутился он, – уж Рамзес точно не был мужем Та-весерет, а что касается Сет-нахте, то нет никаких свидетельств его связи с...
– Убили! – возопила мадам Беренжери. Эмерсон отшатнулся. – Убили! И искупали этот грех все доследующие жизни! Но наша страсть... Ах, Сет-нахте! Как мог ты забыть?!
Клянусь, век буду веселиться, вспоминая то выражение лица, с которым Эмерсон разглядывал предмет своей древнеегипетской страсти. Но в тот момент мадам уже начала действовать мне на нервы. Поймав умоляющий взгляд мужа, я решила вмешаться.
Без зонтика я никуда не выхожу. Полезнейшая вещь, читатель, примите на вооружение! У меня их целая коллекция. Рабочий, например, – внушительных размеров, из прочного черного бомбазина, со стальным наконечником и массивной рукоятью. На встречу с леди Баскервиль я прихватила зонтик в тон платью, с виду вполне дамский и элегантный, но в умелых руках способный превратиться в грозное оружие. Эту вещицу я ненароком и уронила на слоновью ножку. Мадам Беренжери взвизгнула и отпустила руку Эмерсона. А нам с зонтиком только то и требовалось.
– Ох, простите! Я такая неуклюжая!
Вот когда мадам удостоила меня взглядом!
Обведенные черной тушью дряблые веки придавали ей трагический вид человека, перенесшего хорошую трепку. Да и сами глаза производили незабываемое впечатление. То ли бледно-голубая, то ли грязно-серая радужная оболочка почти сливалась с белками. Зрачки крохотными злыми точками плавали в мутном желе. Словом, более отвратительное зеркало души трудно себе представить. А пронзительность и ядовитая интеллектуальность взгляда не оставляли сомнений, что, во-первых, я нажила себе врага, а во-вторых, что в фокусах мадам таится некий загадочный расчет.