– Через нее перекидывается веревка, лебедка. Чтобы поднимать тяжелые сосуды, если таковые найдутся, конечно, – разъяснила Ольга.
– Как я вижу, у вас пока только легкие, маленькие сосуды, – сказал Жаров.
Ольга промолчала, показывая, что не желает продолжать беседу. Она посмотрела на этот крючок и отвернулась. Несколько позже Жарову казалось, что в тот миг он почуял что-то недоброе, страшное, что должно произойти в этой комнате…
Жаров рассеянно перекладывал вещи на полке. Среди прочих заметил примечательный кувшинчик с отбитым краешком. Его изображение было на афише, да сам кувшинчик он видел в витрине выставки. Здесь, в камералке, предмет выглядел как-то по-домашнему, по-свойски. Трудно было представить, что ему две тысячи лет.
Разговор был исчерпан, Жаров так ничего и не добился. Он уже хотел направиться на поиски Лебедевой, но та вдруг сама появилась на пороге бытовки.
Ольга вдруг вскочила и ринулась к двери.
– Ты куда собралась? – спросила Лебедева, явно понимая, что девушка уходит, потому что вошла она.
Ольга оглянулась:
– В туалет.
Дверь закрылась, удалив с пола помещения солнечный прямоугольник. Лебедева пожала плечами, Жаров заметил, как мелькнула и скрылась за краем блузки лямка ее лифчика.
– Обиделась, – сказала Лебедева. – Только вот я не понимаю, на что.
– Не хочу вникать в ваши отношения, – равнодушно произнес Жаров, хотя, конечно, именно это и было ему нужно.
– И правда, – Лебедева вздохнула. – У нас с вами ведь есть много интересного, о чем поговорить.
Жаров смотрел на женщину. Она, как всегда, была одета очень легко. На шее у нее висел крупный кулон. Жаров осторожно взял его в руки и принялся рассматривать. Типичный жест донжуана. Лебедева придвинулась к нему ближе, изогнувшись, словно волна. Также типичный жест.
– Это подарок моей бабушки, – сказала она. – Антиквариат.
Жаров однако не просто так пригляделся к этой вещице: она о чем-то напомнила ему. Какая-то мысль, связанная с подобным украшением, барахталась в его голове – не именно с этим бабушкиным кулоном, но с чем-то очень похожим, с чем-то, что он видел, и почему-то оно беспокоило его.
Нет, не выплыла на берег эта мысль. Жаров отпустил кулон и тот беззвучно провалился обратно в сумеречную ложбинку.
– А вы случайно не знаете, что может означать «черный оракул»? – спросил он.
Лебедева рассмеялась:
– Черными в нашем деле могут быть только археологи.
Вернувшись в редакцию, Жаров в который раз набрал в поисковике эти загадочные слова, но большинство ссылок вело на мультипликационный Канадский сериал 2004 года. Смотреть этот сериал Жарову очень не хотелось, хотя фантастическая возможность того, что где-то в надцатой серии энного сезона спрятан ключ к тайне, все же маячила на горизонте.
Помогла, как ни странно, его легкая влюбленность, вернее, мысль о женщине, с которой он беседовал сегодня, якобы по делу, почти целый час. Он запускал хитрые приманки, манил и подсекал – тщетно. Лебедева ни намека не проронила насчет того, что тем злосчастным утром посещала покойного художника на его квартире.
Думая о ней, он вспомнил, ее слова о черных археологах. Смутная догадка посетила его. Жаров в который раз прослушал больничную запись, последние слова умирающего Художника: Черный… Орф… Черный Орахл… Р-р-р… Ру-у… Руль… Ру-уф…
Вне всякого сомнения, «черный оракул» просто почудился в этом невнятном бормотании. Боревич хотел сказать: «черный археолог». Единственным таким археологом, которого Жаров знал, был Рудольф.
Он позвонил Пилипенке и изложил свои соображения. Тот удивился:
– Да? А есть такой?
– Есть! – ответил Жаров. – Один из моих подписчиков. Как-то даже прислал статейку. И на выставке он крутился… Странно, что ты его не знаешь.
– Не попадался. Это ж не моя специальность.
– Но на выставке они не общались, я точно помню. Что если они знакомы, но по каким-то причинам скрывали это?
– Знаешь, я ценю твои детективные способности. Ты, пожалуй, встреться с ним и поговори как журналист. Вдруг, он и вправду в этом замешен?
Пилипенко похвалил его с обычной иронией. Это и понятно: кто у нас великий Холмс, а кто – недоумок Ватсон? Так себе писатель какой-то…
Жаров полистал свои адресные записи и набрал номер. Уже через час Жаров и Рудольф сидели в открытом кафе на Набережной, перед ними возвышался небольшой приветливый городок: высокий кувшин, две кружки с пивом, две плошки с сушеными кальмарами. Рудольф выступил с короткой предварительной речью:
– Признаться, меня удивляет внимание прессы к моей скромной персоне. Я ведь не профессионал, а так, археолог-любитель.
Жаров соврал ответно:
– Я работаю над большей обзорной статьей о раскопках, и мне надо знать мнения разных людей.
– Весьма польщен, конечно, но право не знаю, как смогу вам помочь. За пиво, однако, спасибо.
Рудольф прихлебнул из своей кружки, жестом подтверждая благодарность.
– Мы можем и повторить, – сказал Жаров, также сделав большой глоток и критически осмотрев свою кружку, в которой осталось совсем немного.
Рудольф пожал плечами. Жаров продолжал: