Проклятье Дэйнов

- Даже не могу сказать. Мне это не нравится. Не нравится, что Габриэла исчезает, ничего никому не сказав. Вы думаете, ее родители знают, куда она отправилась

- Нет.

- По-моему, тоже, - сказал он.

С улицы храм Святого Грааля представлялся тем, чем и был первоначально, - жилым шестиэтажным домом из желтого кирпича. Внешне ничто не указывало на его изменившееся назначение. Я велел Коллинсону проехать мимо, к углу, где, расслабленно привалившись к каменной стенке, стоял Мики Линехан. Как только мы остановились, он подошел.

- Черная ушла десять минут назад, - сообщил он. - Дик сопровождает. Из тех, кого ты описывал, никто как будто не выходил.

- Устраивайся в машине и следи за дверью, - велел я ему. А Коллинсону сказал: - Мы с вами идем туда. Разговаривать позвольте мне.

Когда мы подошли к двери Храма, мне пришлось попросить его:

- Постарайтесь не дышать так шумно. Может быть, все обойдется.

Я позвонил.

Дверь открылась немедленно: за ней стояла широкоплечая мясистая женщина лет пятидесяти. На добрых десять сантиметров выше меня-а во мне метр шестьдесят восемь. Лицо в мешочках и припухлостях, но ни в глазах, ни в губах. никакой мягкости и дряблости. Ее длинная верхняя губа была выбрита. Черное, очень черное платье закрывало ее тело от подбородка и мочек до самых ступней.

- Мы хотим видеть мисс Леггет, - сказал я.

Она сделала вид, что не понимает.

- Мы хотим видеть мисс Леггет, - повторил я, - мисс Габриэлу Леггет.

- Не знаю. - Говорила она басом. - Хорошо, войдите.

Без особого радушия она провела нас в маленькую сумрачную приемную, прилегавшую к вестибюлю, велела нам ждать и ушла.

- Кто этот тяжеловоз-спросил я Коллинсона.

Он сказал, что не знает ее. Ему не сиделось на месте. Я сел. Опущенные шторы пропускали мало света, и я не видел комнату целиком, но ковер был толстый и мягкий, а мебель, насколько мне удалось разглядеть, тяготела скорее к роскоши, чем к строгости.

Если не считать шагов Коллинсона, в доме не раздавалось ни звука. Я взглянул на открытую дверь и увидел, что за нами наблюдают. Там стоял мальчик лет двенадцати-тринадцати и смотрел на нас большими темными глазами, будто светившимися в полутьме. Я сказал:

- Привет.

Коллинсон рывком обернулся на мой голос.

Мальчик ничего не ответил. Целую минуту он смотрел на меня не мигая, бессмысленным, совершенно обескураживающим взглядом, какой бывает только у детей, потом повернулся и ушел так же бесшумно, как появился.

- Кто он? - спросил я у Коллинсона.

- Наверное, Мануэль, сын Холдорнов. Я его раньше не видел.

Коллинсон расхаживал по комнате. Я сидел и смотрел в проем двери. Наконец там появилась женщина и, ступая бесшумно по толстому ковру, вошла в приемную. Она была высокая, грациозная; ее темные глаза, казалось, тоже испускают свет, как у мальчика. Больше ничего я пока не мог разглядеть.

Я встал. Она обратилась к Коллинсону:

- Здравствуйте. Мистер Коллинсон, я не ошиблась. Более музыкального голоса я не слыхивал.

Коллинсон что-то пробормотал и представил меня женщине, назвав ее "миссис Холдорн". Она подала мне теплую твердую руку, а потом подошла к окну, подняла штору, и на пол лег прямоугольник сочного послеполуденного солнца. Пока я привыкал к свету и отмаргивался, она села и знаком предложила сесть нам.

Раньше всего я увидел ее глаза. Громадные, почти черные, теплые, опушенные густыми черными ресницами. Только в них я увидел что-то живое, человеческое, настоящее. В ее овальном, оливкого оттенка лице были и тепло и красота, но тепло и красота будто не имевшие никакого отношения к действительности. Будто это было не лицо, а маска, которую носили так долго, что она почти превратилась в лицо. Даже губы-а губы эти стоили отдельного разговора-казались не плотью, а удачной имитацией плоти-мягче, краснее и, наверное, теплее настоящей плоти. Длинные черные волосы, разделенные посередине пробором и стянутые в узел на затылке, туго обтягивали голову, захватывая виски и кончики ушей. Она была высокая, налитая, гибкая, с длинной, сильной, стройной шеей; темное шелковое платье обрисовывало тело. Я сказал:

- Миссис Холдорн, мы хотим повидать мисс Леггет.

Она с любопытством спросила:

- Почему вы думаете, что она здесь

- Это ведь не так важно, правда-быстро ответил я, чтобы Коллинсон не успел вылезти с какой-нибудь глупостью. - Она здесь. Мы хотели бы ее видеть.

- Не думаю, что это удастся, - медленно ответила она-. Ей нездоровится, она приехала сюда отдохнуть, в частности. от общества.

- Очень жаль, - сказал я, - но ничего не поделаешь. Мы бы сюда не пришли, если бы не было необходимости.

- Это необходимо

- Да.

Поколебавшись, она сказала:

- Хорошо, я узнаю. - Затем извинилась и покинула нас.

- Я не прочь и сам тут поселиться, - сказал я Коллинсону.

Он не понимал, что я говорю. Вид у него был возбужденный, лицо раскраснелось.

- Габриэле может не понравиться, что мы сюда пришли, - сказал он.

Я ответил, что это меня огорчит.

Вернулась Арония Холдорн.

- Мне, правда, очень жаль, - сказала она, встав в дверях и вежливо улыбаясь, - но мисс Леггет не хочет вас видеть.