Интерьер, представший на мой суд, как из позапрошлого века. Ни тебе строгого пластика, стекла, металла, ни тебе диодного освещения и врезанных в потолок стандартных кругляшков! Вместо крашеных стен – текстиль, вместо пластиковых жалюзи – пыльные шторы. Тут пахнет деревом! Да, полы покрывает настоящий паркет, а не холодный кафель. Полки, перила, мебель, рамки для фотографий и картин… все из дерева. В мегаполисе давно отказались от натуральных материалов в пользу сверхпрочного пластика. Долговечнее, экономит ресурс планеты, легок в уходе. Но без души… Да, в этом доме есть душа. И сейчас эта душа пробуждается под моими неспешными шагами и пробными поглаживаниями по деревянным поверхностям. Тут пахнет домом. Не пластиком и антисептиком, а уютом, который мне предстоит самой создать.
Я беру в руки одну из фотографий, пытаясь в темноте различить изображение. Тщетно. Подсвечиваю себе фонариком из часов. Скудный свет вырывает из темноты какое-то движение. От неожиданности я роняю рамку и вскрикиваю, заметив крупный темный силуэт в висящем на стене зеркале…
Для меня все в этом мире дико. По дороге нам мало что встречается из построек, но и тех небольших придорожных забегаловок хватает, чтобы понять – магии в этом мире нет. Вернее, есть, конечно. Она в любом мире есть. Но тут ей не пользуются. Тут вся цивилизация построена на технике. То, что я изначально принимал за артефакты, оказывается техникой. Жизнь без магии… Жуть какая!
Хэллен почти не разговаривает со мной. Она молчалива и задумчива. Ее периодические удивленные взгляды в мою сторону я пытаюсь не замечать. Хотя сам рассматриваю ее с большим интересом. Когда она снимает эту свою ужасную раздутую одежду, то передо мной оказывается совсем другая женщина. Я не могу назвать ее хрупкой или женственной. Но определенно под этой странной, обтягивающей, словно вторая кожа, тканью должно быть красивое стройное тело. Сильное, но красивое. Хэллен быстро надевает бесформенный теплый свитер, пытаясь согреться после переодевания, заливает в себя очередную порцию горячего кофе. Еще одна дикость для меня. У нас бы грелись горячим вином. Хотя больше, чем климат этого мира, вряд ли сможет что-то удивить. Холод, эти ледяные осадки, мешающие передвигаться и видеть ближе, чем на расстоянии вытянутой руки.
Когда наш, казалось, бесконечный путь завершается у ворот большого дома, Хэллен как подменяют. Пропадает взбалмошная, сильная и независимая воительница. Я вижу неуверенность и страх в глазах маленькой и одинокой девочки. Она просит меня остаться в повозке, хочет сама зайти в дом. Но я не могу просто смотреть, как моя единственная надежда уходит в темную неизвестность. Слишком боязливы ее шаги, слишком опасливы взгляды. Она чего-то боится. Но в чем смысл искать убежище там, где тебе некомфортно или есть чего бояться?
Я невидимой тенью следую за Хэллен, что неуверенно переступила порог дома. Она не может заметить меня, тогда как мне хорошо видно все ее пробные прикосновения и робкие, скользящие по помещению взгляды. Чувствую ее интерес и удивление. Кажется, что этот мир новый не только для меня, но и для нее. Только кажется. Но мне приятен этот маленький самообман.
Хэллен включила очередное чудо техники, и тусклый луч света сорвался с ее запястья, выдавая мое присутствие. Испуганный вскрик разрушил тишину спящего дома, резанув мне по ушам. Я стоял как раз за спиной девушки, чтобы вовремя остановить ее от необдуманных импульсивных поступков.
– Тише, это я. – Мои руки ложатся на женские плечи, а губы шепчут очевидное, лишь бы рассеять ее страх. – Испугал? Прости…
– Зачем ты пришел?! – Совладав с эмоциями, Хэллен возвращает голосу уверенность.
– Переживал за тебя, – не вру я ни на грамм. Ведь я действительно переживаю о безопасности своей единственной надежды.
– Лестер, я не маленькая и могу за себя постоять, – попыталась она скинуть мои руки небрежным движением плеч. Но я держал. Сказать ей правду о цели моего прибытия? Или это сломает единственный шанс пробудить в ней чувства ко мне? – Лестер, не буди во мне стерву, отпусти по-хорошему, – просит она. Но я чувствую раздраженные порыкивающие нотки в голосе. – Или пойдешь искать приют у другой дуры, если кто поверит в твою историю попаданца.
– Хэлл, я в очень трудной ситуации сейчас, – решаюсь я дать немного информации о себе. – Поверь, ты единственная надежда мне на выживание. Я оторву себе руку, но не обижу тебя. Веришь?
– Я верю, Лестер, что тебе нужна медицинская помощь. Очень узкоспециализированная.
– Думаешь, я вру, что пришел из другого мира? – понимаю я, что верить мне на слово глупо, а Хэллен не кажется глупой.
– Нет, я верю, что ты веришь в свою историю, – аккуратно сообщает мне женщина, и я всеми своими чакрами чувствую, что она говорит специально так спокойно, не спорит со мной в открытую. Она думает, я псих, и опасается спровоцировать.
– Ты меня боишься, – констатирую я очевидное. – Думаешь, я псих!