На возвышающейся над остальным городом площади, к которой примыкали казармы и дворец градоправителя, стояло около сотни воинов. Более высокие и массивные южане, которых выдавало беспорядочное обмундирование, неподвижно стояли бок о бок со стражниками Стасерна. Попавшие в переплет воры довольно быстро нашли тех, кто встретился им в патруле. С еще большей легкостью они увидели в толпе ту группу, встреча с которой привела в темницу.
Но еще более странным казалось другое. Все стоявшие на площади застыли, будто ожидающие команды гончие, и смотрели вдаль, словно ожидали знамения или любовались закатом.
Троица переглянулась. Не нужно было переговариваться, чтобы понять: они думают об одном и том же – нужно убираться отсюда. Возвращаться назад смысла не было: сквозь казармы можно было лишь выпрыгнуть в окно и разбиться насмерть… если, разумеется, удастся в него протиснуться. Словно по команде, каждый из дельцов начал осматриваться, ища либо путь для тихого отступления, либо подходящее укрытие.
Но побегу не суждено было случиться. Внезапно раздавшиеся за спинами воров тяжелые шаги и лязг доспехов привлек к себе внимание. И, что было наиболее ужасным в сложившейся ситуации, стоявшая на площади толпа также обернулась, заинтересованная источником нового звука. Мгновенно в трех головах пронеслось громоподобное осознание: оглушенный стражник очнулся раньше, чем они ожидали.
Теперь оставалось лишь попробовать прорваться через площадь и молиться предкам так, как никто из воров не делал раньше.
Сражение разразилось внезапно. Столь же внезапно оно закончилось. Не помогли ни молитвы, ни отчаяние, ни даже силы, приложенные к тому, чтобы прорваться сквозь толпу. Окружив неудачливых воров со всех сторон, что без труда получилось сделать, воины быстро истощили их непрерывными атаками. Затем, подгадав момент, они выбили оружие из рук толбасцев и буквально задавили троицу числом.
Очередная потеря сознания казалась неминуемой. Но, к удивлению пленников, их схватили и, крепко удерживая, опустили на колени посреди площади. Любые попытки вырваться оказались тщетными: руки врагов были наполнены странной силой, не позволявшей даже шелохнуться. Поначалу троица, в особенности взломавший замок юноша, подумала, что за побег враги решили обезглавить их ради потехи. Но, пленив воров, воины вновь застыли, устремив отрешенные взгляды в том же направлении, что и раньше.
Повинуясь любопытству, Айвиэн глянул туда же.
Тогда-то он – в отличие от все еще огрызавшихся и пытавшихся вырваться товарищей – и увидел то, что привлекало внимание воинов. Со стороны побагровевшего диска света, наполовину скрывшегося за горизонтом, к ним стремительно приближался какой-то странный крылатый силуэт. Одного взгляда хватило, чтобы понять: что бы это ни было, оно вот-вот будет на площади. И это точно не птица.
Менее чем за минуту преодолев расстояние, силуэт на секунду завис над площадью и приземлился, чем привлек к себе внимание приятелей Айвиэна. Под пристальными взглядами воинов, нечто выпрямилось и окинуло взглядом всех присутствующих. В движениях прибывшего сквозило какое-то мрачное изящество. Переборов первый прилив удивления, «Честный Вор» более внимательно осмотрел нового врага.
Существо внешне походило на человека: высокая и крепко сложенная фигура, лишь чуть более худая, чем у южан. Длинные черные волосы, кончики которых свисали чуть ниже груди. Суровое, но по-своему приятное лицо, на котором виднелись несколько шрамов, украшало выражение странной умиротворенности. Торс и руки были обнажены, а от поясницы до босых ног тело скрывала длинная подпоясанная толстой веревкой темная ткань. Однако создание отличалось от обычного человека. Кожа была пепельно-бледной, почти как у мертвеца. Красные зрачки глаз блестели глубокой скорбью и великим знанием. Но отличительной чертой, которая в первую очередь бросалась в глаза, была пара больших и крепких крыльев. Бледные и лишенные перьев, каждое из них в расправленном виде было не меньше сажени.
Сложив за спиной крылья, существо пристально посмотрело на пленников.
А после, к ужасу троицы воров, заговорило.
Язык, на котором разговаривал неизвестный, был совершенно незнакомым каждому из пришедших из Толбаса воров. Слова были долгими и сложными, но лились из уст существа, будто вода. Чтобы ни было сказано, оно осталось тайной. Но загадочные слова едва не заставили кровь в жилах пленников остановиться. К еще большему шоку воров, из толпы вышел один из воинов в форме стасернийской стражи, и ответил существу на точно таком же наречии.
Разговор на неизвестном языке продолжался несколько минут. Однако за это время, показавшееся вечностью, Айвиэн пережил несколько волн страха, накатывавших на него с каждой новой репликой. Похолодевшая кровь бешено стучала в ушах. Дыхание стало прерывистым. В голове юноши все с большей настойчивостью повторялись два слова, над которыми при других обстоятельствах он бы добродушно рассмеялся.
«Бледный Марш… Бледный Марш… Бледный Марш».