И вдруг галерея внезапно кончилась. Теперь передо мной был не обвал, а просто пустое место. Направив туда луч фонарика, я увидел огромную пещеру, естественную или искусственно созданную – неизвестно. На дне ее плескалось море. Мне казалось, что я даже вижу его черную поверхность.
Никакого выхода здесь не было. Края пещеры круто обрывались вниз; по зеленым стенам ее текла вода, выбиваясь фонтанчиками из трещин. Даже если бы я смог спуститься, не было никаких признаков того, что там, внизу, существует продолжение галереи. Я вскарабкался снова наверх, потом поднялся по квершлагу, прошел по тоннелю и снова очутился там же, откуда начал свой путь.
Значит, следовать за ветром было бесполезно. Я выключил фонарик и попытался вспомнить, откуда я пришел. Если бы только можно было восстановить мой путь в обратном порядке. Встав лицом по ходу галереи, я двинулся вперед, свернул в левую развилку и продолжал идти наугад, куда глаза глядят. Вскоре я понял, что заблудился окончательно – мне попадались какие-то завалы, штреки, в которых было по колено мутной воды, – ничего знакомого, все это я видел в первый раз. Я обнаружил шахту с зелеными от водорослей стенами, которая вертикально шла вверх, далеко за пределы луча моего фонарика; наверху не было видно ни звезд, ни серпика луны, несущего свет надежды. Просто какая-то старая шахта. Все больше становилось воды, она сочилась из каждой трещины и потоком текла по галерее, доходя мне до колена. Кровля галереи постепенно опускалась, так что она превратилась в настоящую трубу, по которой текла вода.
Я вернулся назад, выбрал другое направление и теперь двигался наверх, поднимаясь с одного горизонта на другой. В этом направлении был какой-то план, который, как мне казалось, был мне понятен. И вдруг – снова тупик, неизвестно почему. Просто, наверное, жила в этом месте иссякла. Я снова повернул назад, опускаясь постепенно вниз по ходу выработки. Если бы только услышать насос – по его звуку можно было бы ориентироваться. Я пошел по течению воды. Галереи напоминали старинные готические переходы, которые вдруг открывались в широкое пространство собора – в том месте, где расширялась выработка, следуя капризам жилы. Я спускался все ниже и ниже, и воды становилось все больше. И ни малейших признаков насоса. Узкий гезенк вывел меня в более просторную галерею. Здесь воды было уже по пояс.
Идти мне было трудно, но я все-таки шел, хотя и понимал, что нужно вернуться, – воды было слишком много. Но мне не хотелось признавать, что я снова ошибся. Свет фонарика начал слабеть. Какое-то время я отказывался это замечать. Но здесь, в этой полной воды галерее, где видна была только темная поверхность воды, стало совершенно ясно, что батарейка садится. Луч из белого превратился в желтый и потерял свою силу. Эти изменения наступали постепенно, так что я не сразу обратил на них внимание.
Впереди на темную гладкую поверхность волы, которая уже перестала быть гладкой, лилась сильная струя из какого-то отверстия наверху. Когда я дошел до этого места, нога моя потеряла опору, и я с головой ушел под воду. Вынырнув и отфыркиваясь, держа фонарик над головой, я пытался нащупать ногой илистое дно. Найдя его, выкарабкался из ямы, мокрый и промерзший. Одного взгляда на потолок было достаточно: я понял, что провалился в шахту, потому что сверху было отверстие, из которого и лилась эта струя воды.
Тут я понял, что дошел до того уровня, где шахта залита водой. Ничего не оставалось делать, как только вернуться назад. Вот тут я испугался. Испугался по-настоящему. Страшнее всего был пожелтевший луч фонарика. Его батарейка слишком долго пролежала на складе. Ее может хватить на пять минут, а может быть, на полчаса. У меня было слишком мало времени, я должен был выбраться из шахты.
Двигаясь назад по затопленной галерее, я посмотрел на часы. Стрелки на светящемся циферблате показывали без пяти одиннадцать, значит, я находился пол землей уже около часа. Я повернул и двинулся вверх по крутому подъему, стараясь идти как можно быстрее, что было нелегко, так как ноги вязли в тине, покрывающей дно. Но я все равно лихорадочно спешил – необходимо было выбраться наверх как можно скорее, прежде чем батарейка окончательно сядет. Если бы только я мог найти шахту, из которой было видно небо и светящийся серпик луны. Можно было бы попытаться вскарабкаться по ней наверх. Или, по крайней мере, дождаться утра и тогда начать звать на помощь. Впрочем, было мало шансов, что меня услышат. Но все-таки была бы хоть какая-то надежда.
Карабкаясь наверх, я стал вертеть головой, чтобы уловить на лице движение воздуха, которое указало бы мне направление в сторону моря или какой-нибудь вертикальной выработки. Но никакого движения не было. Было тихо и неподвижно, как в гробу. Мне снова вспомнились римские катакомбы. Нет-нет, не годится об этом думать. Я сойду с ума, если себе это позволю. У Эдгара По есть один рассказ. Как он называется? Кажется, «Бочонок амонтильядо». К черту Эдгара По. Вот уж о ком не следует вспоминать, если желаешь сохранить рассудок.