Проклятая шахта. Разгневанная гора

Откинувшись, я сел на корточки перед огнем. Мне было ужасно плохо и холодно, несмотря на то что огонь жег шею. Вспомнились рассказы о пиратах, которые шныряли вдоль этих скалистых берегов, до того как были построены маяки; о том, как эти дьяволы ножами добивали несчастных, которые цеплялись за корабль, пытаясь спастись. То, что сейчас произошло, было не менее ужасно. И я оказался к этому причастным. Несколько часов тому назад я был всего-навсего дезертиром, а теперь замешан в убийстве. Меня бросило в дрожь.

– А как моя работа? – хрипло спросил я. – Она тоже связана с… тем, чем ты занимаешься?

Губы его снова твердо сжались, глаза смотрели жестко. И тем не менее у меня было впечатление, что он втайне улыбается.

– Вижу, ты здорово струсил, – сказал он.

– Конечно струсил, – согласился я, снова обретя дар речи. – Убито несколько человек, и я оказался замешанным в это дело. Я в своей жизни совершил всего один скверный поступок. Сбежал, в то время как мне следовало остаться и быть убитым вместе с другими порядочными ребятами. Я сбежал, потому что нервы у меня были изорваны в клочья после трех ночей патрулирования по минным полям и ловушкам в этом аду под Кассино. Я не мог этого вынести. Но это все, больше я ничего плохого не сделал. А теперь вот приходится скрываться, прятаться в этом проклятом торфянике вместе с… вместе с убийцей.

Его глаза метнулись к моим. Они горели как уголья. Правая рука потянулась к одежде. Я наблюдал за ним. Страшно мне не было, я был словно заколдован. Он пошарил в боковом кармане своей куртки. Потом опустил глаза, и лицо его разгладилось. Сунул руку в другой карман и достал свой портсигар. Закуривая сигарету, он дрожал и, положив портсигар на место, придвинулся поближе к костру. Нагнувшись над огнем, он наблюдал за мной краешком глаза. Он нервничал, не зная, что делать. Сидел так близко к огню, что все тело его, казалось, светилось красным светом. Пристально вглядывался в пламя костра, время от времени сильно вздрагивая. Казалось, что в сердце пламени он пытается разглядеть свое будущее. Я понял, что он испуган.

Молчание становилось напряженным. Я вспомнил, как он протянул руку к боковому карману своей куртки. Может, боится, что я его выдам? Нельзя было предугадать, что он будет делать.

– Ладно, забудем обо всем и немного поспим, как ты на этот счет? – предложил я.

Он поднял голову и медленно посмотрел на меня.

– Знаешь, ведь раньше я никого не убивал, – пробормотал он. Потом отвернулся и снова стал смотреть в огонь. – За всю войну я не убил ни одного человека, даже покойников не видел. Я был в транспортной службе сухопутных войск, все время находился в глубоком тылу. А потом, поскольку раньше я плавал на угольщиках, приписанных к Суонси, меня перевели в части водного транспорта. Это, понимаешь, не я придумал минные ловушки. Это капитан, будь он трижды проклят. Откуда мне было знать, что все судно вспыхнет и взлетит на воздух? Я думал, взрыв просто пробьет борт и оно тихо-спокойно пойдет ко дну. Откуда мне было знать, скажи ты мне на милость? – Дэйв был возбужден, все его тело дергалось, он размахивал руками, словно пытаясь этими движениями снять с себя вину. – Почему ты молчишь? Ты считаешь, что я виноват? Какое ты имеешь право меня судить? Разве ты сам не сбежал, не предал своих товарищей, ты, дезертир вонючий? Есть ли на свете что-нибудь более отвратительное? Правду говорят, что дезертир – это… это… – Он широко раскинул руки, так и не сумев подобрать слово. – Я-то ведь не дезертировал, верно? Я прыгнул в лодку, чтобы спасти свою шкуру. Любой на моем месте сделал бы то же самое. – Он наклонился, опершись на локоть, и впился в меня глазами: – Говорю тебе, я не убийца! – Это был крик отчаяния. А потом он пробормотал: – Клянусь Богом, если ты так думаешь… – Единым гибким движением он вскочил на ноги и схватился за карман куртки.

Я взял себя в руки. Во рту у меня было сухо.

– Сядь ты на место. Бога ради, – сказал я. – Не такое у меня положение, чтобы я мог тебе навредить.

Он колебался, но потом, по-видимому, успокоился.

– Что верно, то верно, – сказал он. – Положение у тебя не такое. – Он улыбался. Это, собственно, была не улыбка. Просто у него раздвинулись губы, показав белые острые зубы. Он сильно напоминал дьявола: все тело красное, горит огнем, зубы оскалены. А позади, на стенах и на потолке, – его огромная изломанная тень. Я провел языком по губам. Он был сухой и шершавый, словно наждачная бумага.

– Сядь, – снова сказал я ему. – Ты весь вздрюченный. Я не могу тебе сделать ничего плохого. Кроме того, мне нужна твоя помощь.