Проклятая шахта. Разгневанная гора

Я думаю, он продолжал бы читать мне страницу за страницей из «Бедекера», если бы не появилась Джина. Я представил их друг другу, и она, совершенно обессиленная, рухнула на стул.

– Фу, как эта ванна изматывает! – выдохнула она с улыбкой. – Зато потом чувствуешь себя на миллион долларов.

– Что будете пить, графиня? – осведомился Хэкет.

– Ничего. – А потом спросила: – Вы здесь по делам или отдыхаете?

– Мистер Хэкет интересуется вулканами, – ответил я вместо него.

– Вулканами? – удивилась она. – И жена, конечно, с вами?

– Нет. – Ее вопрос поверг его в недоумение. – Моя жена – плохой моряк. Она не любит путешествовать.

Она улыбнулась:

– Значит, вы здесь один и интересуетесь нашими вулканами?

– Я интересуюсь всем, что касается геологии. Но здесь конечно же первостепенный интерес представляют извержения вулканов. Вчера я был в Поццуоли. -В полдень поднимусь на Эпомео.

– Вы еще не были на Везувии?

– Нет, это я отложил напоследок.

– Не забудьте взглянуть на Помпеи.

Джина бросила на меня быстрый взгляд. Она собиралась отплатить мне за мое упрямство.

– Там вы воочию убедитесь, на что способен Везувий.

– Помпеи – не то место, которое можно посетить мимоходом, синьор. – Джина улыбнулась ему. – Руджиеро, директор, – мой друг.

Крючок был заброшен, и рыбка клюнула.

– Может быть, вы могли бы, я имею в виду, может быть, вы дадите мне рекомендательное письмо…

– Я сделаю лучше. – Джина повернулась ко мне. – Что вы делаете завтра днем?

– Ничего, – ответил я.

– Тогда мы можем втроем поехать в Помпеи. У вас есть машина, мистер Хэкет? Ну что ж, договорились, в три часа у въезда в Помпеи.

– Вы очень любезны, графиня. Я буду ждать этой поездки с большим интересом. Не окажете ли вы мне честь отобедать со мной?

Джина согласилась, и мне пришлось битый час слушать их с Хэкетом болтовню об извержении вулканов. Джина проявила широкую осведомленность по поводу истории Помпеи, так что я подумал, уж не был ли Руджиеро какое-то время ее любовником.

Наконец мы отправились в обратный путь. Когда наша лодка отчалила от Касамиччиолы, Джина спросила:

– Вам не нравится ваш американский друг?

– Это не так, – быстро ответил я, вспомнив, как он был добр ко мне в Милане. – Просто он излишне говорлив.

Она засмеялась:

– Может, ему не с кем говорить дома? – Она устроилась поудобнее на подушках и, вытянув ноги, вздохнула. Потом спросила: – Не хотите ли послушать «Севильского цирюльника» Россини? У меня ложа в «Сан-Карло».

Так мы оказались вечером в театре, и это был конец моей идиллии в Неаполе. Я сидел в ложе и слушал, как оркестр настраивает инструменты, и смотрел на толпу, неторопливо шествующую по фойе. И вот в этой толпе мой взгляд остановился на паре устремленных на меня глаз. Это была Хильда Тучек. Она слегка побледнела и толкнула локтем своего спутника. Тот повернулся, и я узнал Максвелла.

– В чем дело? – Джина дотронулась до моей руки. – Вы дрожите, Дик. Что случилось?

– Ничего, – ответил я, – ничего, просто увидел знакомого.

– Где?

Я не ответил, но она игриво спросила;

– Это девушка?

– Да.

– Англичанка… в белом платье?

– Нет, чешка, – уточнил я. – Почему вы решили, что она англичанка?

– Она держится так самоуверенно! – Потом я услышал, как Джина нервно сглотнула. – Как зовут человека рядом с ней? Мне кажется, я его где-то видела.

– Джон Максвелл. Она покачала головой:

– Нет, я не знакома с ним.

Свет медленно начал меркнуть, и дирижер занял место за пультом. Началась увертюра. Мне было приятно сидеть в темноте, наслаждаясь бравурной музыкой Россини. Но вскоре она уже не могла развеять гнетущее настроение, которое вновь овладело мной. Появление Максвелла в Неаполе потрясло меня. У меня было странное ощущение, что кто-то не спускает с меня глаз в темноте. Сознание того, что Максвелл находится в театре, мешало мне наслаждаться прекрасной музыкой.

– Вам холодно? – Губы Джины почти коснулись моего уха. Ее ладонь накрыла мою руку.

– Нет, мне тепло, спасибо.

– Но вы дрожите, и рука – холодная как лед. – Потом она крепко сжала пальцами мою кисть. – Чего вы боитесь? – прошипела она.

– Ничего, – ответил я.

– Вы были влюблены в эту девушку?

– Нет, – резко возразил я.

– Тогда почему вы дрожите? Может, боитесь этого мужчину?

– Не смешите меня, – сказал я и высвободил свою руку из ее цепких пальцев.

– Так, значит, я смешна? Но между прочим, дрожите-то вы. – Она снова наклонилась совсем близко ко мне. – Чего он хочет, этот Максвелл?

– Может быть, оставим эту тему. Джина? – Я демонстративно уставился на сцену, где уже поднимался занавес.

– Вы опять заупрямились, – укоризненно заметила она.

Я вспомнил о смешной сцене в Касамиччиоле, когда она настаивала, чтобы я доверил свой протез служителю. Я все еще думал об этом, одновременно слушая музыку, когда из темноты ложи чья-то рука простерлась вперед и тронула меня за плечо. Я обернулся и увидел наклоняющегося ко мне Максвелла.

– Дик, можно тебя на пару слов?

Я колебался, поглядывая на Джину. Она почувствовала заминку и обернулась к Максвеллу. Он небрежно поклонился ей:

– Сииьорита Джина Бестанте, если не ошибаюсь? Она так же небрежно кивнула в ответ: