Проклятая реликвия

Приор бросил сосуд на стол, словно тот внезапно раскалился докрасна.

— Двадцать фунтов! Немыслимо. Это больше годового дохода нашего маленького монастыря! Тебе бы следовало пожертвовать нам такую священную вещь во имя своей бессмертной души, а не пытаться вытянуть такую огромную сумму из своих же братьев!

Герваз не собирался начинать торговаться с первым же покупателем.

— Если б только я мог себе это позволить, приор… Но я продал все, что имел, ради этого паломничества, и теперь у меня в мире ничего не осталось. Мое место в Сомерсете за время моего отсутствия отдано другому, и я не уверен, что найду по возвращении денежное содержание. Мне нужно вернуть свои деньги, чтобы жить дальше!

Шарообразного приора не впечатлили эти мольбы. Он толкнул шкатулку, сосуд и пергамент через стол к Гервазу.

— Значит, отдай это своему епископу вместо взятки, чтобы он снова нашел тебе место, а я никак не могу заплатить даже треть этой суммы, как бы мне ни хотелось иметь эту вещь в моем монастыре.

Разбойник забрал свою собственность, скрыв разочарование и утешаясь тем, что это всего лишь первая попытка продать реликвию, и у него есть и другие возможности.

Когда он выходил из комнаты, приор, похоже, пожалел нищего священника и повторил свое гостеприимное предложение. Юный послушник отвел Герваза в маленькую трапезную и предложил простую, но обильную еду. Изгой съел миску бараньей похлебки, большой ломоть хлеба с куском жирной свинины, два жареных яйца, и запил все это квартой доброго эля. После долгого голода в лесу это была первая приличная еда, которой Герваз насладился за последние два года, и он не произнес ни слова, пока не съел все до крошки. Только потом он обратился к пареньку, который с благоговением смотрел, как Герваз уписывает за обе щеки.

— В этих местах есть еще монастыри или церкви? — спросил разбойник.

Послушник пожал плечами.

— Кроме собора, никто не сможет купить такую дорогую реликвию. На север от города есть еще монастырь Полслой, но в нем всего несколько монашек. По дороге в Топсхем есть монастырь святого Иакова, но и там совсем мало братьев. Нет, вам лучше всего обратиться куда-нибудь вроде аббатства Бакфест, но вы там, наверное, были, это по дороге из Плимута.

Герваз неопределенно кивнул, не желая показывать, что он не был ни в Плимуте, ни в Бакфесте. Он знал про это большое аббатство на южной окраине Дартмута и решил попытать удачу там — это было богатое аббатство бенедиктинцев, знаменитое своими огромными отарами овец и стадами коров. Должно быть, они с легкостью смогут уплатить названную цену за такой трофей.

Выйдя из монастыря святого Николая, Герваз вернулся в центр Эксетера и зашел в пивную на Хай-стрит. Он внезапно почувствовал себя ослабевшим и растерянным среди толпы народа — после всех этих лет, что прятался в лесах. Хоть он и заявил о своей нищете, в кошельке у него было немало награбленных денег, и Герваз смаковал новизну ощущения — сидеть в трактире и пить. Священник в пивной или в борделе не был привычным зрелищем, но и не совсем незнакомым. Некоторые приходские священники и даже викарии и каноники из собора славились распутным поведением. Герваз вел себя достаточно осторожно, чтобы не выставлять напоказ украденное одеяние, сел в темном углу большой комнаты с низким потолком и не снял шляпу, чтобы казаться всем любопытствующим самым обычным паломником. Выпив несколько кварт, он почувствовал сонливость в теплой и дымной комнате с очагом в центре. Проснувшись, он заметил, что день клонится к сумеркам, и справился у трактирщика, где можно снять на ночь тюфяк за пенни.

— Боюсь, у нас чердак переполнен, отец. Но, может, вы найдете местечко в «Кусте», в Праздном переулке.

Он объяснил, куда идти, и лжесвященник вышел в холодные сумерки, прошел в нижнюю часть города и договорился о ночлеге с тамошней трактирщицей. Проведя два года в вынужденном целомудрии, он похотливо рассматривал рыжеволосую валлийку, но ее резкая, деловая манера обескуражила его, и он решил отказаться от распутных предложений. Остаток вечера Герваз провел, накачиваясь элем и еще раз хорошенько поужинав вареной свининой с луком, а потом поднялся по лестнице на большой чердак. В первый раз за несколько лет он блаженствовал на мягком тюфяке, набитом сладко пахнущим сеном, да еще и с шерстяным одеялом, чтобы укрыться. В отличие от первого трактира, здесь было совсем мало постояльцев, и под храп двух пьянчуг в углу Герваз быстро провалился в глубокий сон, от которого ему было не суждено очнуться.

Через пару часов после рассвета Люси, одна из двух служанок в «Кусте», взобралась наверх по широкой лестнице, держа в руках кожаное ведро с водой и березовую метлу. По утрам она убиралась на чердаке после того, как уходили постояльцы — слишком часто они, напившись, блевали выпитым элем на пол или на тюфяки.