Проклят и прощен

В этих словах слышался спокойный, но тягостный упрек. Молодая женщина ничего не ответила, но осталась. Соскочив с лошади, Раймонд подошел к Анне, однако его приближение, казалось, пробудило в ней всю прежнюю враждебность. Она выпрямилась, все ее существо дышало непоколебимым, холодным упорством.

— Я сегодня совершенно случайно очутилась в горах, — сказала она. — Наверху, в Маттенгофе, есть тяжелобольная. Прежде она была служанкой в Розенберге и захотела повидать меня. Поэтому я и решилась сопровождать Грегора, иначе...

— Твоя нога не ступила бы в окрестности Фельзенека, — докончил за нее Раймонд. — Я знаю, что мы оба не виноваты в этой встрече. Ты находишься в часовом расстоянии от замка, а я в первый раз после многих недель выехал из дома.

Анна подняла голову и в первый раз взглянула в лицо барону. Вероятно, оно показалось ей совершенно иным, чем сохранившееся в ее воспоминании.

— Ты был болен? — глухо спросила она.

— Нет! Ты хочешь сказать, что я очень изменился за последние шесть лет? Я плачу тебе той же монетой: передо мной тоже стоит уже не прежняя Анна Вильмут, цветущая юная девушка. Впрочем, ты все это время жила совсем иной жизнью, чем я, и я вполне понимаю тот успех, которым госпожа фон Гертенштейн пользовалась в столичных салонах.

Он был прав: красота, тогда только еще готовившаяся расцвести, теперь распустилась пышным цветом. Даже простой темный наряд не мог затмить красоту Анны, еще ярче выступавшую в скромном костюме. Рядом с этим бледным, мрачным человеком молодая женщина казалась воплощением пышной, цветущей жизни.

По-видимому, Анна приняла эти слова за упрек и быстро возразила:

— В высший свет ввел меня президент; это была его воля, его настойчиво выраженное желание, чтобы мы жили в свете, а не мой собственный выбор.

— Президент! Как странно это звучит! Но ведь это был твой муж, человек, которому ты перед алтарем клялась в любви. Правда, это было дело рук Грегора, ему мало было оторвать нас друг от друга — он жаждал воздвигнуть между нами непреодолимую преграду. И для этого считал пригодным всякое средство. Меня он уже давно ненавидел, а о твоем счастье и не спрашивал, бросая тебя в объятья старика.

В разговоре с сестрой Анна отрицала чье-либо влияние на свой брак, но барону на это она ничего не возразила.

— Ты ошибаешься, — сказала она, — я не была несчастна с мужем, а теперь...

— А теперь... ты овдовела.

— Да!

Это «да» прозвучало резко и сурово. Раймонд понял, и мягкий тон, каким он говорил до сих пор, теперь принял резкий оттенок.

— Тебе нечего напоминать мне о разделяющей нас пропасти, — сказал он, — я знаю ее глубину. Но есть другие, которые строят планы на том, что ты опять свободна. Может быть, ты теперь не оттолкнешь другого Верденфельса, собирающегося предложить тебе руку и сердце? Ведь его руки чисты... — его губы дрогнули, — я, может быть, должен буду явиться к тебе сватом от него.

На лице молодой женщины выразилось мучительное замешательство.

— От твоего племянника? Ты говоришь о молодом бароне Верденфельсе?

— Конечно, о нем. Он ведь познакомился с тобой еще в Италии. Или ты до сих пор не заметила его поклонения?

— Я не придавала ему никакого значения. Трудно отнестись серьезно к юношеской влюбленности.

— Ты ошибаешься. Пауль до такой степени серьезно относится к своей любви, что ни минуты не колеблясь сделал выбор между нею и обладанием Верденфельсом. Я уверен, что он на этих днях сделает тебе предложение.

— Я и не подозревала этого, — смущенно проговорила Анна. — Жаль, если я не буду избавлена от необходимости доставить ему горе.

— Значит, ты не любишь его?

— Я? Пауля Верденфельса?!

Этот вопрос, полный соболезнующего удивления, прозвучал приговором. Было ясно, что сердце молодой женщины нисколько не было затронуто Паулем.

Раймонд увидел это, и из его груди вырвался вздох облегчения.

— Прости меня, была минуту, когда я верил такой возможности.

В это время Эмир стал заметно беспокоиться. Горячему животному не стоялось на месте, и оно начало выражать свое нетерпение, фыркая и взрывая копытами снег. Раймонд подошел к нему и ласково провел рукой по его стройной шее, перекинув поводья через руку. Лошадь сразу успокоилась, почувствовав руку своего господина, и поглядывала умными глазами на стоявшую под елями молодую женщину, задумчиво смотревшую вдаль.