Точно так же и Вассертрум - урвал лакомый куш, вырученный от продажи моей матери, да еще, наверное, извращенное наслаждение получил, удовлетворив свои низменные инстинкты: жажду наживы и... врожденный мазохизм... Простите, мастер Пернат, - голос Харузека зазвучал вдруг так сурово и холодно, что мне стало не по себе, - простите, я так ужасно мудрено и... и цинично рассуждаю обо всех этих страшных вещах, но, как говорится, с кем поведешься, того и наберешься: когда учишься в университете, проходится читать такое великое множество всякой научной белиберды, вышедшей из-под пера наших достопочтенных ученых мужей, профессиональной болезнью которых
спокон веков являлась откровенная графомания, что хочешь не хочешь, а какая-то часть этого маразматического вздора все же оседает в голове, и ты ни с того ни с сего начинаешь вдруг то и дело впадать в самое идиотское и пошлейшее суесловие...
Я заставил себя улыбнуться, хорошо понимая, что Харузек едва сдерживает слезы. «Надо бы ему как-то помочь, по крайней мере попытаться облегчить, насколько позволяют мои скромные возможности, то чрезвычайно бедственное положение, в котором он находится», - решил я и, вынув незаметно из ящика комода последнюю оставшуюся у меня банкноту в сто гульденов, сунул ее в карман, чтобы при первом же удобном случае вручить студенту.
- Пройдет время, господин Харузек, и ваша жизнь наладится, у вас будет своя врачебная практика, и заживете вы мирно и спокойно, - заверил я своего погрустневшего собеседника, стараясь увести разговор подальше от опасных тем. - Сколько вам еще осталось до докторского диплома?
- Совсем немного. Я обязан его защитить хотя бы ради моих благодетелей. Для меня самого это уже бессмысленно, ибо дни мои сочтены...
Я хотел было возразить расхожей фразой, что он все видит в черном цвете, но Харузек, мягко улыбнувшись, предупредил меня:
- Так будет лучше, мастер Пернат. Поймите, мне не доставит большого удовольствия корчить из себя эдакого кудесника от медицины, дабы увенчанным лаврами дипломированным шар латаном снискать в зените своей триумфальной карьеры вожделенный дворянский титул. Впрочем, и там, в потустороннем гетто, - заметил студент со свойственным ему мрачным сарказмом, - меня ничего хорошего не ждет, да и жаль будет раз и на всегда прекратить свою многолетнюю и бескорыстную мизантропическую деятельность на благословенной ниве сего убогого и грязного посюстороннего гетто. - Он взялся за шляпу. - Ну, на сегодня, полагаю, достаточно, мне бы не хотелось вас больше смущать своими мракобесными сентенциями. Или нам следует что-то еще обсудить по делу Савиоли? Думаю, вряд ли. Во
всяком случае дайте мне знать, если обнаружится что-нибудь новое. И не ищите меня - просто в знак того, что я должен к вам зайти, повесьте на окно зеркало. Приходить ко мне в подвал вам ни в коем случае не следует - Вассертрум сразу заподозрит, что мы заодно... Кстати, любопытно, что старьевщик предпримет теперь, когда он видел, как возлюбленная Савиоли навещала вас. Если будет спрашивать, отвечайте без затей: мол, приносила в починку брошь, браслет, ну, что-нибудь придумаете, а если станет допытываться, разыграйте не в меру ревнивого поклонника, оскорбленного столь пристальным вниманием к даме своего сердца...
Не представляя, каким образом подступиться к студенту, чтобы под каким-нибудь благовидным предлогом заставить его принять мои деньги, я взял с подоконника восковую маску...
- Пойдемте, провожу вас до следующего этажа... Мне надо зайти к архивариусу Гиллелю... - солгал я с самым невинным видом.
Харузек удивленно вскинул на меня глаза:
- Вы с ним дружны?
- Немного. Вы его знаете?.. Или, быть может, - я невольно усмехнулся, - вы и ему не доверяете?
- Боже упаси!
- Харузек, да что с вами - вы это воскликнули так, будто вас заподозрили в каком-то святотатстве?
Студент помедлил и задумчиво сказал:
- Сам не знаю, должно быть, что-то бессознательное: всякий раз, когда я встречаю его на улице, мне хочется сойти с тротуара и преклонить перед ним колени, как перед священником, не сущим Святые Дары. Видите ли, мастер Пернат, этот человек каждым атомом своего существа является полярной противоположностью Вассертрума, я бы назвал его антиподом старьевщика. Среди христиан, живущих здесь, в еврейском квартале, и, как водится, наивно доверяющих любым, самым нелепым слухам, архивариус слывет отъявленным скупцом и тайным миллионером. Это он-то, живущий разве что духом святым!..
Я вздрогнул, сраженный этим известием в самое сердце.
- Духом святым?..