Произведение в алом

- Да уймитесь вы наконец, у меня все равно ничего не вышло!

И прежде чем кто-либо успел опомниться, художник спрыгнул с кресла, распахнул окно и, размахнувшись, швырнул голову в ночную тьму...

Сознание мое потухло, и кромешная мгла, прошитая мерцающими золотыми нитями, поглотила меня...

Только когда я очнулся - мне кажется, прошла целая вечность, - до меня донесся стук упавшей на мостовую деревянной чурки...

- Пернат! Пернат! Да проснитесь вы наконец! - Открыв глаза, я узнал склонившееся надо мной лицо Иошуа Прокопа. - Ну и сон у вас - хоть в гроб клади да хорони! Все на свете проспали!.. Мы уж и пунш допили, и анекдоты все рассказали...

Хороши анекдоты, нечего сказать... Сразу вспомнился застольный разговор моих гостей, невольным свидетелем которого я стал, и мне вдруг сделалось горько и обидно, что они сочли мой рассказ о таинственном незнакомце и его магической книге плодом моего болезненного воображения, - меня так и подмывало крикнуть, что манускрипт этот, заключенный в металлическую кассету, лежит в ящике письменного стола и я могу немедленно предъявить его в подтверждение своих слов...

Однако не успел я и рта открыть - да и кому бы я все это объяснял? - как мои гости уже встали, собираясь уходить...

Звак чуть не силой продел мои руки в рукава пальто:

- Да идемте же, мастер Пернат, в «Лойзичеке» вы мигом придете в себя!

НОЧЬ

Смирившись с неизбежным, я уступил и, опершись на плечо Звака, доковылял до лестничной площадки; медленно, ступенька за ступенькой, мы стали сходить вниз. По мере того как мы спускались, горьковато-прелый запах тумана, проникающий в дом с улицы, становился все более явственным. Опередившие нас Иошуа Прокоп и Фрисландер уже миновали двор, их приглушенные голоса доносились из переулка.

- Надо же, прямехонько в решетку сточной ямы угодила. Теперь ее оттуда сам черт не выудит!

Когда мы вышли из подворотни, я увидел Прокопа, который, присев на корточки, внимательно осматривал мостовую.

- Вот и хорошо, там ей и место! Слава богу, что ты не можешь найти эту дьявольскую башку! - буркнул Фрисландер. Прислонясь к стене, художник раскуривал свою короткую трубку - его лицо то проступало из темноты, подсвеченное снизу пляшущим на ветру пламенем спички, то вновь тонуло во мраке, когда он со свистом втягивал в себя дым и трепетный огонек прижимался к тлеющим табачным листьям.

Прокоп вдруг резко взмахнул рукой:

- Да тише ты! - и, пригнувшись так низко, что его колени едва не касались мостовой, прислушался. - Неужели ничего не слышишь?

Стараясь не шуметь, мы подошли к музыканту. Он молча указал на решетку сточной ямы и замер, приложив ладонь к уху. Мы тоже застыли, стараясь уловить хоть какие-нибудь звуки, доносящиеся из смрадного колодца.

Ничего.

- Да что вы мне тут голову морочите! - не выдержал наконец старый кукольник, но Прокоп тотчас стиснул его локоть.

На мгновение, короткое, как удар сердца, мне и вправду почудилось, будто чья-то рука тихо-тихо, еле слышно, стукнула снизу в массивную чугунную решетку, закрывающую отверстие непроглядно темного колодца. Секунду спустя, когда я, затаив

носилось ни звука, лишь в моей груди все еще отдавался зловещим эхом странный, потусторонний стук, рождая во мне чувство неопределенного ужаса. Но вот и эти робкие, почти призрачные слуховые галлюцинации, настигнутые врасплох шагами какого-то запоздалого гуляки, гулко раздававшимися в ночной тишине переулка, бесследно рассеялись.

- Ну пойдемте же наконец! Какого черта мы здесь топчемся! - воскликнул в сердцах Фрисландер.

Невольно втянув головы в плечи, мы шли вдоль угрюмого строя домов, настороженно, сверху вниз, взиравших на нас черными глазницами окон.

Прокоп следовал за нами явно неохотно - поминутно оглядывался и досадливо вздыхал:

- Голову даю на отсечение, из-под земли доносился чей-то предсмертный вопль!

Никто ему не ответил - да, конечно, сейчас, холодной, промозглой ночью, затевать посреди улицы бессмысленный спор никому не хотелось, и все же, как я с какой-то пронзительной отчетливостью вдруг понял, причина общего молчания крылась в другом: смутный, безотчетный страх сковал наши уста...

Вскоре мы остановились перед занавешенным красной тряпкой окном, тускло мерцающим в темноте переулка.

- гласила корявая надпись, красовавшаяся в центре грязного куска картона, облепленного выцветшими фотографиями каких-то томных, грудастых барышень, жеманно кутавших свои соблазнительные формы в прозрачные неглиже.

Звак еще только протянул руку, чтобы открыть входную дверь, как та уже угодливо распахнулась настежь и какой-то солидной комплекции субъект с черными набриолиненными волосами и зеленым шелковым галстуком, который за отсутствием воротничка болтался прямо па потной голой шее, встретил нас подобострастными поклонами, при этом на фрачном жилете гостеприимного хозяина, сильно смахивавшего на местечкового мясника, внушительно раскачивалась увесистая связка свиных зубов, явно призванная заменять брелок.