Происшествие в Утиноозерске

— Ну а все же, — сопротивлялся Алексей, — допустим, он в озере один…

— Где же остальные? — с иронией спросил Юрий Валентинович.

— Предположим, вымерли!

— То есть?

— Оказались менее приспособленными…

— Понятно! — Притальев вдруг стал издавать странные звуки, словно двигатель легковой машины, который не хочет заводиться. Бандуилов не сразу сообразил, что он смеется. — Все вымерли, а один приспособился! Крепкий, должно быть, парнишка! — Юрий Валентинович от удовольствия щелкнул пальцами и стал серьезным. — Один — не жилец! Поверьте мне, один погоду не делает!

— Но ведь очевидцы… — начал было Алексей.

— Оптический эффект! — перебил его Притальев.

— А фотография?

— Розыгрыш! Скажем, полузатопленное дерево!

Юрий Валентинович с хищным интересом смотрел на гостя, готовый парировать любой аргумент.

— Тогда зачем же вам его искать? — с обидой спросил Алексей.

— Чтобы найти! — мгновенно ответил Притальев, шаркнув ножкой. За темными стеклами его очков блеснул бесовский взгляд. — Если мы захлопнем дверь перед заблуждением, то как войдет Истина?! — Юрий Валентинович шевельнулся и с тонкой улыбкой добавил: — Ни в чем нельзя быть уверенным до конца… Как говорят французы, кто будет жить, тот увидит!

— Если не секрет, — сказал Бандуилов, — собираетесь ли вы использовать в поисках свой «Посейдон»?

— Хотелось бы! — Притальев развел руками. — Картина сразу бы прояснилась. Но не забывайте, что при этом мы можем погубить всех обитателей Утиного озера.

Бандуилов хотел задать следующий вопрос, но в этот момент в дверь просунулся молодой человек с озабоченным лицом.

— Юрий Валентинович, — сказал молодой человек, — две точки получили. Можно строить кривую…

— Иду! — кивнул Притальев. — Без меня не начинайте!

Он протянул руку Алексею и сказал:

— Звоните! Заходите! Не стесняйтесь! Но читателя пока не будоражьте!

Юрий Валентинович энергично сжал пальцы Бандуилова и танцующей походкой понесся строить кривую по двум точкам.

Гужевой Василий Степанович

Утром следующего дня Алексей отправился в Институт, чтобы встретиться с завлабом Гужевым. В отличие от Притальева Василий Степанович Гужевой представлял собой совершенно другой тип ученого. В науку пришел довольно поздно, успев поработать в коммунальном хозяйстве, на заводе железобетонных изделий, в строительном тресте. Приобретя достаточный жизненный опыт, Василий Степанович круто повернул руль и перешел в новорожденный НИИ Прикладных Проблем.

Он занялся совершенно новым направлением, в основе которого лежала гипотеза о том, что растения чувствуют отношение к ним человека. Не обращая внимания на шуточки институтских остряков, Василий Степанович день за днем, месяц за месяцем ставил свои замечательные опыты. С одними растениями он разговаривал нежно и ласково, на другие — прикрикивал и хамил. Это привело к тому, что «обласканные» растения по всем статьям обогнали в развитии «обруганных» сородичей. Даже мексиканский кактус, на вид грубый и колючий, отзывался на приветливое слово, а когда Гужевой гладил его, кактус даже втягивал иглы, как кошка, прячущая когти, чтобы не поцарапать хозяина. Еще более удивительным оказался тот факт, что растения каким-то образом запоминали обидчика. Стоило появиться лаборанту Покусаеву, который, будучи в нетрезвом состоянии, оскорбил хризантему, как обиженный цветок начинал увядать буквально на глазах. Словом, полученные Гужевым результаты вызвали немало разговоров. Благополучно защитив кандидатскую диссертацию, он продолжил свои исследования.

По просьбе Бандуилова Василий Степанович написал для журнала статью «Доброе слово и крапиве приятно». В ней Гужевой требовал и призывал активно использовать ласку в сельском хозяйстве. Он доказывал, что нежное обращение с семенами в момент высевания позволит в несколько раз увеличить урожай зерновых.

«Мы с ними по-человечески — они к нам по-человечески!» — заканчивал свою статью Василий Степанович.

Плоды четырехлетних трудов были собраны в рукопись, объем которой превышал восемьсот страниц. В эту рукопись вошли, кроме всего прочего, и две тысячи слов и выражений, особо любимых растениями. Гужевой практически был готов к защите докторской диссертации, но в этот момент Полукаров уступил место Горячину, и начались перемены. Тут-то Василий Степанович и допустил ошибку.

Вместо того, чтобы переждать неясное время, заручиться поддержкой нового директора, он решил ускорить события и вылез со своей диссертацией. Он, вероятно, настолько был уверен в успехе, что действовал прямолинейно, не подобрав союзников, за что и поплатился. Собственно говоря, именно тогда и началась его вражда с Притальевым. Юрий Валентинович разгромил на институтском семинаре работу Гужевого, найдя в ней множество грубых ошибок и бездоказательных выводов. Василий Степанович отбивался по принципу «От такого же слышу!», напомнив Притальеву его рыбную эпопею, кое-что еще, но схватку все равно проиграл. Вопрос о защите был отложен на неопределенный срок. С тех пор не проходило и месяца без того, чтобы эти уважаемые завлабы не скрестили шпаги…