Происшествие с Андресом Лапетеусом

— Его вылечат.

Теребя и комкая в руках носовой платок, Реэт продолжала:

— Товарищ Юрвен, ваше отношение к Лапетеусу придает мне смелость сказать и о том, что его гнетет. Мой муж не знает, что я пошла к вам, он никогда не позволил бы мне этого. Но поймите и меня. Я не могу видеть его мучений, Он коммунист до мозга костей. Я беспартийная, но я уже давно жена коммуниста и знаю его. И давно поняла, что самое важное для Лапетеуса — это его работа. Работа и партия. Теперь его мучает то, как к нему отнесутся. Он не говорит об этом, но я вижу по его глазам. Сейчас он, как ответственный работник и коммунист, предъявляет себе жесточайшие обвинения. Потому что он виновник несчастья.

Реэт остановилась и ожидала, что скажет на ее слова заместитель начальника управления.

Юрвен посмотрел на нее колючим взглядом:

— Любой человек, а коммунист особенно, отвечает за свои дела. И для Лапетеуса нет других законов.

— Что его ждет? Легче терпеть, когда знаешь об этом.

Глаза Реэт снова наполнились слезами.

— Решение вопроса вашего мужа зависит не только от нас, — продолжал Юрвен. — Его решают, так сказать, по трем линиям. По служебной, партийной и по линии прокуратуры и суда. Точка зрения одного человека не много здесь значит. Прошли те времена, когда нарушали советскую законность и ленинские нормы партийной жизни. Теперь дела решают коллективно. Что касается лично меня, то я считаю, что к делу Лапетеуса нужно отнестись со всей принципиальностью. Я уверен, что его предыдущую деятельность примут во внимание. Он всегда стоял на позициях партии. Поручения, которые ему доверялись, он выполнял с чувством ответственности. С другой стороны, он все же задавил насмерть человека. Ответственного товарища, способного журналиста. Это усложняет дело. Многое зависит и от того, какое решение примет суд. Могу вас заверить в одном: ничего не будет предпринято излишне поспешно. Служебную характеристику мы дадим ему положительную. Одно замечание: меня лично удивляет, что ваш супруг был пьян. Он часто употреблял алкоголь?

— Я не помню, чтобы он когда-нибудь напивался. На этот раз у него в гостях были фронтовые товарищи. Мы решили, что без меня им будет свободнее в своей компании. Иначе я не пошла бы к подруге. Мы обо всем договорились с Андресом. Возможно, что за старыми воспоминаниями он и перебрал немного.

— Кто эти его фронтовые друзья? — спросил Юрвен.

— Всех я не знаю. Но с двумя встречалась и раньше. Товарищ Пыдрус и майор Роогас.

Юрвен резко подчеркнул:

— Я считаю, что Пыдрус и Роогас также виновны в этом деле.

— Я не думала об этом, — произнесла Реэт. Она не поняла Юрвена.

— Вся история заслуживает самого серьезного расследования.

— Мой муж выехал один. Его гости к тому времени ушли.

— Это немного меняет дело. Но моральная ответственность все же ложится на Пыдруса и Роогаса.

— Я рада, что вы понимаете Лапетеуса.

.— Трудно поверить, что Лапетеус мог так поступить. Забыть, кто он и что он может себе позволить.

— Из-за этого он страшно страдает.

Юрвен умолк.

— Не смею вас дольше беспокоить, — поднимаясь, сказала она и протянула ему руку с тонкими девичьими пальцами. — Разрешите еще раз поблагодарить вас.

— Пожалуйста, пожалуйста. Всего хорошего, товарищ Лапетеус. Всего хорошего.

Реэт улыбнулась сквозь слезы, повернулась и мелкими, семенящими шагами направилась к двери.

Юрвен остановил ее:

— Минутку. Чуть не забыл. Передайте своему супругу, что мы не спешим с рассмотрением его заявления об уходе. Сейчас комбинатом управляет главный инженер, он временно исполняет обязанности директора.

Эти слова сильно подействовали на Реэт. Она смогла только пробормотать:

— Я скажу ему.

Домой она шла подавленная. Задело, что Андрес не сказал ей о заявлении, отправленном в совнархоз. Он не должен поступать так необдуманно. Не посоветовавшись с ней, не сказав даже полслова.

«Андрес не считает меня больше своей женой, — подумала Реэт. — Я дам ему развод». Но тут же это решение показалось ей чересчур поспешным. Что о них подумают, если они теперь разойдутся? На нее будут смотреть косо. Но ведь во всем виноват Андрес, только он. Так размышляла она, сама не веря в свои рассуждения. Все казалось бессмысленным.

Вдруг ей до боли стало жалко Виктора Хаавика. Почувствовала, будто вся ее жизнь растоптана.

2

Мурук: — Я восхищаюсь тобой.

Реэт: — А что я должна делать? Плакать? Разве лучше, если бы я плакала?

Мурук: — Ты редкостный человек. Древняя эстонка. Как ни сгибают тебя, ты все же гордо выпрямляешься.

Реэт: — О, господи, неужели нельзя без пышных слов. Я хочу жить, и я живу. Редкостный человек, древняя эстонка и другие подобные слова — все это пустозвонство.

Мурук: — Ты любишь его.

Реэт: — Он мой муж.

Мурук: — Как его состояние?