Происшествие на тихой улице

Однако инспектор не пошел домой — ему предстояло сделать еще одно дело. Он отправился в КАТ. Дежурный милиционер провел его прямо к начальнику — тучному усатому подполковнику с веселыми глазами.

— Не идет у нас что-то, Табаков! — сказал с досадой подполковник. — Угощайся! — подвинул он коробку конфет. — Вместо папирос — я решил бросить курить!

— Теперь пойдет как по маслу! — уверенно заявил Табаков. — Я уже могу тебе точно сказать, какого цвета был «Москвич». Голубовато-синего.

— О, это другое дело! — оживился подполковник и вышел из-за стола. — Мы располагаем данными о цвете всех зарегистрированных машин.

— Знаю.

— «Москвич» одноцветный?

— Одноцветный.

— Значит, он старой модели — 402… Таких ввезено в Болгарию сравнительно немного… А раз мы знаем и цвет, то отыщем его без всякого труда.

— Завтра утром к тебе придет один молодой инженер-химик. Он укажет точный цвет машины, его оттенок.

— Тем лучше.

— Я бы хотел, чтобы вы управились к полудню.

— Не слишком ли ты спешишь? Откуда мне взять столько свободных людей?

— Очень прошу — во что бы то ни стало до полудня! — сказал инспектор. — Не невесть какое дело! Мне нужны номера машин, адреса владельцев, их имена. Только и всего. Разумеется, не должны остаться без внимания и машины, сходные по цвету, но различных оттенков.

— Хорошо, сделаем! — улыбнулся подполковник и протянул ему пухлую белую руку. — Ясно — из-за вас мы должны забросить свои дела!

— Все мы под одной крышей! — отозвался инспектор.

Выйдя из КАТа, он, несмотря на усталость и довольно поздний час, отправился в Дирекцию милиции. Нужно было хорошенько подготовиться для того, чтобы выжать из завтрашнего дня как можно больше. Когда часам к десяти инспектор вышел из Дирекции, все было в полном порядке. Назавтра целый отряд — человек сто штатных и добровольных сотрудников — должен был двинуться в решительное наступление, чтобы нанести последний, сокрушительный удар. Довольный подготовкой, инспектор отправился домой, по своему обыкновению пешком, — чтобы освежиться и успокоить нервы. И без того, в пору горячей работы он уделяет жене не больше двух-трех часов в сутки! Нехорошо, если он и в эти часы будет усталым, рассеянным, задумчивым, погруженным, как обычно, в свои размышления и предположения. Когда, как не в эти несколько часов, он должен быть внимательным мужем и хорошим товарищем! Его долг — заниматься не только чужими, но и своими семейными делами, его долг — интересоваться мыслями и чувствами не только чужих людей, но и тех, с которыми он связан на всю жизнь и которых любит больше всего на свете!

Он знал, что дома его ждет жена. Она всегда ждала, когда бы он ни возвращался. Ждала терпеливо, обычно с книгой в руках. Табаков не мог относиться к этому спокойно и всячески старался отучить ее от этого, но все его усилия были напрасными.

— Как ты не понимаешь, до чего это меня тревожит — говорил он ей не раз. — Когда я задерживаюсь и знаю, что ты меня ждешь, то начинаю нервничать, становлюсь рассеянным… А это отражается на моей работе.

— Не могу! — беспомощно отвечала жена. — Хочу и не могу!

— Но ты должна привыкнуть. Это не на год и не на два… На всю жизнь. Надо привыкать.

— Не могу! — отвечала она. — Ты сам должен привыкнуть. Тогда ты будешь спокоен и это не будет мешать твоей работе.

И вышло так, что не она привыкла, а он сам свыкся с тем, чтобы его ждали каждый вечер и при этом дрожали за его жизнь. Ведь он имел дело не со стариками-пенсионерами или благовоспитанными девицами. Он боролся с преступниками. Работа была тяжелой, напряженной и нередко очень опасной. Иногда он даже радовался, что дома его ждет жена. Это говорило о том, что сердце ее не увяло и она любит его по-прежнему пламенно и нежно.

— Что новенького? — спросил он, закрывая за собой дверь.

— Димчо что-то нездоров, — ответила жена.

Табаков тотчас пошел взглянуть на него. Мальчик спал, но щеки его были розовы. Он потрогал лоб — не особенно горячий.

— Температуру мерила?

— Нет, Димчо разбил градусник.

— Завтра купишь новый. Если будет температура, то сейчас же вызовешь врача.

Когда жена принесла ему ужин, он протянул ей найденную на месте происшествия перламутровую пуговицу.

— Что скажешь? — спросил он с любопытством.

Жена взяла пуговицу.

— Очень хорошая!

Инспектор засмеялся.

— А ты не можешь купить таких?

— Завтра бы еще купила! Все твои рубашки были бы с такими пуговицами!

— А что, разве их не продают в галантерейных магазинах!

— О, таких нет! Это наверняка заграничные!

— Интересно! — проговорил он. — Дай-ка ее сюда.

Инспектор осторожно вложил пуговку в один из кармашков своего бумажника.

— К сожалению, мне не придется носить рубашек с такими пуговицами! — усмехнулся он. — Это не образчик, а вещественное доказательство!

К концу ужина Табаков неожиданно сказал:

— Знаешь, начни-ка завтра укладывать чемоданы… Через несколько дней едем.

Жена бросила на него недоверчивый взгляд.

— Не верю.

— Должна верить!

— Просто не смею, — сказала она. — Так хорошо нам будет.

— Конечно, ведь сейчас на море лучше всего… Да и лежать на песке, когда у тебя чиста совесть, куда приятнее.