Происшествие на тихой улице

Нерадостным и тревожным был этот день для Зарко. Преследование человека в желтых ботинках закончилось, а результата пока никакого. Да и выйдет ли вообще что-нибудь из всей этой истории? Теперь он уже не был в этом вполне уверен. Лихорадочная деятельность последних дней так увлекала его, было так неспокойно и так интересно! Вдруг все сразу кончилось. Уже никто не наблюдал за улицей через щели в заборе, надобность в этом отпала. И Зарко, который все эти дни был так необходим, вдруг почувствовал себя ненужным, лишним. Почему инспектор не дает ему какое-нибудь новое задание? Ведь Васко еще не нашли, значит, еще не все сделано, и, следовательно, есть для него работа. Или инспектор недоволен им? Нет, это невозможно. Он отлично справился с поставленной ему задачей, выполнил ее точь-в-точь, как требовалось, без заминки, без единой ошибки.

Мрачный и злой, Зарко просидел дома все утро. Часам к четырем он, наконец, не выдержал и вышел. Куда пойти? С кем посоветоваться? Разумеется, лучше всего с Филиппом, самым умным из всех ребят. Но как идти к нему после того, как он, Зарко, так сурово с ним обошелся? И, быть может, совсем несправедливо… Зарко побродил по пышущей зноем улице и наконец решился отправиться к Филиппу.

Он застал его дома. Увидев Зарко, Филипп в первый момент смутился, но все же повел его к себе в комнату. Войдя туда, Зарко сразу понял, почему смутился его приятель. На столе лежала раскрытая тетрадь, а рядом с ней карандаш. Мелким, немного кривым почерком была исписана почти вся первая страница. Поспешно закрыв тетрадь и убрав ее куда-то, Филипп сразу успокоился.

— Садись! — сказал он.

Зарко оглядел комнату и сел на кровать. Он был здесь не в первый раз, но, казалось, только сейчас заметил обстановку. Почти вся правая стена была занята новым книжным шкафом, с полок которого смотрело пестрыми корешками множество книг. Слева на стене висел в дорогой рамке портрет Христо Ботева. Вид Филиппа, немного бледного и худого, удивительно гармонировал и с книгами и с портретами. В этой, столь чуждой ему, обстановке, Зарко вдруг почувствовал себя неучем, совершенным ничтожеством.

— Эти книги твои? — спросил он, продолжая оглядывать комнату. — Или отца?

— Мои! — ответил не без гордости Филипп. — Папины — у него в кабинете…

— Ты их покупал?

— Нет, что ты! Я очень мало купил… Некоторые папа мне подарил, а некоторые из его библиотеки.

Зарко снова обвел их взглядом — немало!

— И ты их все читал? — спросил он недоверчиво.

— Все…

— Как это возможно? Когда же ты учишь уроки?

— Когда… — Учу — сам знаешь!

Зарко знал, что это правда. Филипп был сильным учеником, хотя и не круглым отличником. Зато он знал столько других вещей, которых не знал никто из ребят. Когда затевали какой-нибудь спор или из-за чего-нибудь ссорились, всегда шли к нему — чтобы он сказал свое веское слово и рассудил их. Филипп терпеливо выслушивал товарищей, глядя при этом куда-то вдаль, и под конец всегда говорил что-нибудь такое, чего никто из них не знал. В такие минуты ребята всегда чувствовали его превосходство, и им казалось, что Филипп старше их и голова его полна каких-то необыкновенных мыслей. Может быть поэтому у него не было особенно близких друзей, ни с кем он подолгу и задушевно не разговаривал.

И сейчас разговор был несколько натянутым и поддерживался только благодаря Зарко. Наконец он совсем заглох, и воцарилось тягостное молчание.

— Знаешь, зачем я к тебе пришел? — сказал внезапно Зарко.

Филипп посмотрел на него вопросительно.

— Чтобы попросить у тебя роман.

— Какой роман?

— Твой.

— Это не роман… — покраснел Филипп. — Это просто сочинение.

— И роман тоже сочинение, — сказал Зарко. — Только хорошее.

— Но это совсем не то… Настоящий роман может написать только писатель. Ты слыхал, чтобы мальчик был писателем? Не слыхал. И не услышишь. Есть скрипачи художники, шахматисты… Даже изобретатели. Но малолетних писателей нет.

— Верно! — согласился Зарко. — А почему их нет?

— Не знаю! — вздохнул Филипп. — Должно быть, это очень трудно.

Зарко задумался.

— А помнишь, к нам приходил один писатель? Во время недели детской книги?

Глаза Филиппа заблестели.

— Помню, — ответил он тихо.

— По правде сказать, он вовсе не был похож на писателя…

— Нет, почему же? Он так хорошо говорил!

— Я это и хотел сказать… Мы его тогда спросили, когда он написал свою первую книгу. А учительница на нас прикрикнула. Зачем, говорит, зря спрашиваете, когда это в учебнике написано. Очень хорошо помню. А писатель рассмеялся… Нет, говорит, в учебнике не совсем точно… Первую книгу я написал, когда мне было двенадцать лет. Конечно, она не увидела свет (это он так сказал), а потом где-то потерялась…

Оба приятеля улыбнулись и погрузились в свои воспоминания.

— Филипп! — нарушил молчание Зарко. — Знаешь, Филипп, ты бы тоже мог стать писателем!

Мальчик покраснел и в смущении встал.

— Сказал тоже! — нахмурился он. — Думаешь, это так легко! Никто не может знать. Может, желание есть, да таланта нет… А, может, есть талант, да ума недостает…

— Д-а-а-а, — протянул Зарко.

— А вот ты кем бы хотел стать? — неожиданно спросил Филипп.