Происшествие

Сосед говорил о небе и звездах, о падающих звездах, о злых духах и добрых феях, об умерших, о воскрешении после смерти, о постижении…

Неожиданно ее ослик чего-то испугался и замер посреди дороги как вкопанный. Сосед поспешил ей на помощь. От случайного прикосновения его руки у нее замерло сердце. Парень заметил это. Он крепко сжал ее руку, улыбнулся.

Она тоже улыбнулась. Он осмелел и обнял ее. Она и не подумала звать кого-нибудь. Только сердце — как оно тогда стучало!..

…Потом она заплакала. «Чего ты плачешь? — спросил он. — Чего расстраиваться?»

А что она скажет матери?

«Я попрошу маму сходить к твоим родителям, посватаюсь, вот и все», — сказал он. И она сразу успокоилась.

Ее и в самом деле пришли сватать. Лед в отношениях между двумя семьями растаял, утихли вечные раздоры из-за воды для поливки.

В городе они с мужем бывали редко. Что там делать? Сходить в кино, в театр, повеселиться на каком-нибудь празднике, погулять — на это у них никогда не было времени. Жарким, знойным летом, холодной зимой с морозами и бурями они вели на крошечном, величиной с ладонь, участке земли, доставшемся им в удел, непрерывную отчаянную борьбу за кусок хлеба. Завели кучу детей. Дочери выросли, повыходили замуж, одни сыновья умерли, другие обзавелись своими семьями, ушли к женам и совсем забыли о матери. Но до смерти мужа она не чувствовала себя одинокой. «Муж, мужчина, который всегда рядом, который наполняет дом ароматом своей сигареты, — самое ценное сокровище женщины, — думала она. — Он может заставить ее забыть даже об аллахе». Муж умер в позапрошлом году. Когда умирает муж, рушится главная опора, рушится крыша над головой. За что бы она ни бралась, с тех пор как в позапрошлом году муж внезапно заболел и умер, все валилось из рук. Да она, собственно, и не может ничего сделать. Подавленная обрушившимся на нее горем, она быстро стареет…

Уловив запах одеколона, она обернулась. Сын побрился, сменил рабочую одежду на чистый костюм и собирался уходить. Ну что ж, пусть себе идет. Он молод, он работает, и у него в кармане всегда найдется несколько курушей[18]!

Она поднялась. И неожиданно для себя со стоном, вырвавшимся откуда-то из самой глубины, бросилась сыну на грудь.

— Ты что? — удивился Кемаль.

Но она уже отерла слезы и силилась улыбнуться…

— Скажи, что случилось? — спрашивал Кемаль. — Он чувствовал: все это неспроста, мать что-то скрывает.

— Ничего, сын мой, уже прошло.

— Что прошло?

— Я ведь сказала — ничего…

— Сдохнуть бы мне, чтобы не видеть этих слез!

У матери перехватило дыхание. Она вскрикнула:

— Замолчи! Пусть умрут враги… Замолчи!

— Ну скажи тогда, чего ты вечно плачешь?

Но она уже не плакала. Полные слез глаза и морщинистое лицо женщины улыбались.

— Глядя на тебя, сынок, я вспомнила твоего отца, вы так похожи.

Теперь улыбнулся и Кемаль. Он крепко обнял мать своими сильными руками, поцеловал. Еще мгновение — и он уже шагал по дороге в город.

Мать долго смотрела ему вслед. Сердце ее переполняла гордость за сына. Она оглянулась по сторонам: пусть позавидуют люди, какой у нее сын.

Но кругом, насколько хватало глаз, виднелись только темные кроны деревьев, узкие полоски полей и на них — женщины, неторопливо взмахивавшие мотыгами. И никому не было дела, что она мать такого сына.

Женщина тяжело вздохнула и вошла в дом.

Они встретились с Гюллю на перекрестке. Гюллю сказала: «Не обращай внимания, что нам до других!» Но Кемаль и слышать об этом не хотел, он боялся, что их увидят вместе. Они пошли по разным сторонам улицы, краем глаз наблюдая друг за другом.

В кинотеатре Кемаль, расталкивая толпу, стал пробираться к кассе. Он беспокоился за Гюллю. Она осталась ждать у входа. Там вертелась всякая шпана.

Он обернулся, нашел взглядом дверь. Гюллю стояла там — красивая, стройная. Сдвинув брови, она рассматривала в витрине фотографии — кадры, из демонстрировавшихся фильмов. Кемаль облегченно вздохнул и стал энергично пробиваться к окошку кассы. Толпа загудела. Кое-кто даже обернулся в его сторону, кто-то окинул было Кемаля недоброжелательным взглядом, но, по достоинству оценив его широкие плечи и внушительный рост, сразу стушевался. Черные брови Кемаля были насуплены, от всей его фигуры веяло решимостью тут же поставить на место любого, кто попытается задеть его.

Кемаль сделал еще один рывок и оказался у самой кассы. С билетами в руке он проложил себе могучей грудью дорогу назад и подошел к Гюллю.

Они вошли в зал и сели в последнем ряду. Гюллю третий раз в жизни попала в кино. Она не знала, можно ли быть счастливее. Она взяла руку Кемаля и приложила ее к своей груди. Кемаль покраснел и отдернул руку. Но Гюллю поймала ее и, снова приложив к сердцу, прошептала:

— Послушай, как бьется!

— Знаю.

— И у тебя? У тебя тоже бьется?

— Еще как!

Гюллю прикоснулась рукой к груди Кемаля. Да, у него тоже билось сердце и так же сильно!..

— Бедная моя мама, — пробормотал Кемаль.

— Твоя мама? — удивилась Гюллю. — Почему? Что случилось?

На глазах Кемаля блеснули слезы.

— Когда я уходил из дому, она расплакалась…

— Из-за чего?