- Детей загоняли в школы, как стадо скота, - продолжала Тора. – Заставляли! Заставляли учить все подряд – нравится, не нравится… Твои детишки носятся по острову, и где соберутся, там и учебный класс. Что захотят учить – то и есть «программа обучения». Если им захочется вверх ногами стоять или трахаться при этом, или просто в небо пялиться или параллельно в шахматы играть, то это и есть «правильный процесс обучения». Естественно, что у них страсть к учебе, к исследованиям растет день ото дня, и в конце концов становится такой же неотъемлемой частью жизни, как сон, ОзВ, еда и секс. Это же надо было только удумать такое – заставлять учиться! – Тора, казалось, никак не могла привыкнуть к таким «перлам» прошлого. Заставь человека трахаться и жди от него, что он станет страстным, нежным и чувственным. Заставь его бегать и плавать, и жди, что он станет энергичным, что будет с предвкушением и наслаждением заниматься спортом. Ну кретинизм же полный! – Тора шлепнула себя по ляжкам, и сама рассмеялась над собой. – И главное, они же видели – поколение за поколением видели, как из их школ выходят тупые, мертвые дети, которым в жизни больше ничего и никогда не хочется учить. Озлобленные, хотящие только довольства, забвения. Да они ведь, фактически, все должны были постоянно хотеть умереть! Интересно – отдавали ли они себе в этом отчет? Вряд ли… Конечно, им наверняка хотелось только забвения, «настоящего отдыха», потому что во время обычного отдыха они только еще больше уставали. Пиво, жратва, телек, бытовуха, безнадежные попытки выдавить из себя позитивные эмоции, те же ссоры, негативные эмоции. А что тогда это такое – «настоящий отдых», в котором предается забвению все и вся? «Уколоться и забыться» - вот предел их мечтаний. Так может поэтому они и умирали так рано? Если так сильно и постоянно хотеть забвения, травиться негативными эмоциями, то смерть – естественный «свет в конце туннеля». И чем больше человек старел от своей тупости, серости и НЭ, от противоречий между жизнью и его бесчисленными концепциями, тем мучительнее была для него жизнь. Офигеть можно – как они могли так жить? Нет, мне никогда этого не понять.
Тора замолчала, и минуту они просто стояли рядом. Ядовитый туман, наползший на Тору, когда она пыталась представить себя в шкуре обычного человека 20-го века, постепенно рассеивался.
- Я думаю, они себе иного и представить не могли, да и не хотели пробовать представлять, - произнес Кремер. – Они были уверены, что человек по своей природе такой и есть – тупой, вялый, скучающий. Они верили, что если человека не заставлять учиться, то он сам никогда не захочет. И в этом отчасти они были правы – в самом деле, если с самого рождения так безжалостно насиловать людей, как это у них было принято, то и в самом деле – ничего уже не захочется. Некому будет хотеть - в живых никого не останется. Из школ и институтов выходили мертвецы. Без радостных желаний, без способности испытывать чувство тайны, предвкушения, творчества.
Тора встряхнулась всем телом, как собака.
- Сколько тебе лет? Сто пятьдесят?
- Сто тридцать два. А тебе?
- Двадцать пять. Ты кроме обучения детишек чем еще занимаешься?
- Да в общем – ничем. Самообразованием, конечно.
- То есть как, ничем?
- Так, ничем. Сорок лет назад я перестал принимать участия в исследованиях. Мне с трудом даются «погружения» - возможно это от того, что меня не слишком увлекают эти путешествия; мне нравится возиться с малолетками. Я учу их тут… учусь сам тому, что интересно – очень много читаю, конференции конкретных историков тоже, кстати, стараюсь не пропускать, но в деталях разбираюсь слабо, предпочитаю следить за адаптированными новостями, чтобы не отставать от времени. Эта группа – двадцать ребят – приехали сюда год назад. Они закончили школу «щенов» и успешно поступили в школу «ежей»…
- Ага, значит они «ежи»…, - пробормотала Тора, - клевые ребята… живчики.
- Их собрали из разных мест и привезли сюда. Тут они проучатся год или два или максимум пять – это решают другие. Я не знаю, почему кого-то привозят сюда, и почему кого-то увозят и переводят в другие школы. Мне нравится возиться с ними и я занимаюсь этим. Мне нравится отдавать им все, что у меня есть – мои знания, увлечения, навыки. Нравится заражать их энтузиазмом, увлекать. Нравится испытывать к ним преданность. Они возьмут у меня, что смогут и захотят, и отправятся дальше. Я испытываю восторг, когда представляю, как они будут реализовывать свои желания, станут исследователями, путешественниками, может кто-то из них станет коммандос, а кто-то уйдет в институты, а другие будут возиться с другими малолетками. Будут испытывать предвкушение и устремленность.
- А тебе не грустно расставаться с ними?