Происхождение видов

Возник еще один образ: морды и дракончики. Осенние листья. Пушистый снег. Место, которое я знаю, но никогда там не была. Я иду к ним, и когда подойду, мы уйдем дальше, наше путешествие продолжится. Наше путешествие продолжится, и не будет ничего, кроме яростного и пронзительного «сейчас».

Лихорадка последних дней исчезла. Никакого решения еще не было принято, и не хотелось даже думать об эксперименте. Хотелось просто пройтись по берегу в тишине. Сзади послышались шаги, Тора обернулась, и лишь слегка удивилась, увидев Нортона. Болезненно-экзальтированная реакция на его внимание к себе тоже куда-то исчезла. Вдалеке от него или вблизи, Тора теперь чувствовала его словно всегда рядом, близким – таким, к кому есть безусловная преданность. К близкому человеку никогда не возникает пиетет.

Вспомнились слова Рамакришны: «Почему вы столько говорите о различных способностях Бога? Разве ребенок, сидя рядом с отцом, думает все время о том, сколько у отца коней, коров, домов и земли? Разве он не просто радуется тому, что так сильно любит отца, а отец так сильно любит его? Отец кормит и одевает ребенка — почему же не сделает это Бог? В конце концов, мы же все его дети. Если он о нас заботится, то что в этом особенного? Почему же нужно все время об этом рассуждать? Человек, преданный Богу, должен с помощью любви сделать Бога частицей себя. Он просит — он настаивает, чтобы Бог ответил на его молитвы и раскрыл ему себя. А если вы так много толкуете о силе и способностях Бога, то думать о нем как о существе близком вам и дорогом вы уже не в состоянии. Значит, и требовать вы у него ничего не можете. Мысли о величии Бога отдаляют его от человека, который к нему устремлен. Думайте о нем как о родном и близком. Только так и можно его познать.»

Подождав, когда Нортон подойдет, Тора сделала пару шагов навстречу.

- Я испытываю к тебе преданность. Иногда… вот сейчас, например. Когда есть преданность, всегда есть ясность, что это самое-самое главное, самое обещающее, самое… - Тора замолчала, подбирая слова, и Нортон перебил ее.

- Я был подростком, мы были в путешествии – похожие морды Земли, что и тут – море, песок, мы жили в двухэтажном коттедже. Я валялся внизу, в гамаке, думал о всякой всячине, и вдруг возникла решимость прожить свою жизнь как-то по-особенному, с полной самоотдачей, с восторгом открытий. Вдруг возникло восприятие присутствия чего-то необычного прямо передо мной и выше. Возникла уверенность, что здесь Будда. Сначала сам факт того, что Будда здесь, показался мне таким невозможным и в то же время пронзительно-привлекательным, что я просто испытывал к нему преданность. Не хотел ни думать ни о чем другом ни испытывать что-то другое. Потом вдруг возникло сильное желание просить, я стал просить, чтобы он учил меня, текли слезы, возникала невыносимая благодарность просто от того, что я могу его просить. Я просил его учить меня, говорил, что хочу стать свободным, хочу чтобы это тело стало телом Будды, хочу чтобы это осознание стало осознанием Будды. Не было никаких сомнений, что он здесь, что у меня есть шанс просить его. Яснее всего была уверенность, что он передо мной, метрах в полутора от меня и в полутора-двух от пола. И в то же время было восприятие его по бокам от меня, близко, почти склоненным, одновременно с двух боков. Я просил его примерно минут пятнадцать, пронзительно сильно захотелось измениться, экстатичность переживаний длилась после этого еще минут тридцать, и потом часто возникала, когда я вспоминал подробности этого события. Я говорил, что хочу учить других существ, хочу чтобы в этом месте не осталось жадности и тупости, чтобы были только озаренные восприятия. Я спрашивал – «что мне сделать, чтобы ты стал учить меня? Как мне показать тебе, что я хочу учиться?». Я не знал, что еще сделать, как дать ему знать, что я хочу учиться. Вдруг захотелось слушать. Я перестал говорить, и была уверенность, что я слушаю, но я не слышал никаких слов. Возникали мысли-скептики, но в противовес им возникала ярость: я не могу вот так из-за своей тупости пропустить это. Я буду слушать, не зная что. Было невыносимо хорошо. Была уверенность, что я потом все вспомню. Не помню как, но как-то я понял, что можно перестать слушать. Возникла яркая нежность к нему. Я повторял: «Будда, мальчик, ты здесь, мой мальчик». Опять стали течь слезы. Иногда не мог говорить от слез и невыносимости, шептал. Когда закрывал глаза, восприятие его прямо передо мной усиливалось. Я стал опять говорить ему, чтобы он не уходил, что я хочу учиться. Называл его мальчиком, говорил ему, что никогда не отступлю, сколько бы времени ни понадобилось, я никогда не передумаю.