Читаем Происхождение украинского сепаратизма полностью

Чтоб Малороссии родной,Чтоб только русскому народуВновь возвратить его свободу.Грехи татар, грехи жидов,Отступничество униатов,Все преступления сарматовЯ на душу принять готов.

Так говорит Наливайко в «Исповеди». Ему же вложены в уста ставшие знаменитыми стихи:

Известно мне: погибель ждетТого, кто первый восстаетНа притеснителей народа.Судьба меня уж обрекла,Но где скажи, когда былаБез жертв искуплена свобода?

Не менее благородные и возвышенные чувства звучат в «Войнаровском», где измена Мазепы рассматривается, как «борьба свободы с самовластьем».

Войнаровский, такой же карьерист и стяжатель, как его дядюшка Мазепа, представлен пылким энтузиастом свободы, ринувшимся на ее защиту.

Так мы свои разрушив цепиНа глас свободы и вождей,Ниспровергая все препоны,Помчались защищать законыСреди отеческих степей.

Нигде больше, ни в русской, ни в украинской литературе образ Малороссии и казачьих предводителей не овеян такой романтикой высокого подвига, как в поэмах и «думах» Рылеева. «Думы и поэмы великорусса Рылеева, замечает Драгоманов, — сеяли в целой России и в Украине не одни либеральные идеи, но, бесспорно, поднимали на Украине и национальное чувство. Еще в 50-х годах, я помню, «Войнаровский» и «Исповедь Наливайки» переписывались в наших тайных тетрадях рядом с произведениями Шевченко и читались с одинаковым жаром».[114]

Шевченко шел по тропе проложенной Рылеевым и был его прямым учеником. Даже русофобия, которой насыщена его поэзия, — не оригинальна, она встречается у Рылеева. Это те стихи в «Войнаровском», что посвящены жене его казачке, стоически переносящей выпавшие на ее долю невзгоды.

Ее тоски не зрел москаль,Она ни разу и случайноВрага страны своей роднойПорадовать не захотелаНи тихим вздохом, ни слезой.Она могла, она умелаГражданкой и супругой быть.

Если не считать небольшой группы казакоманов типа Полетики, то не только в простом народе, но и в образованном малороссийском обществе времен Рылеева редко встречались люди способные назвать москаля «врагом страны своей родной». Не трудно отсюда заключить о роли поэм «великорусса Рылеева». Облаченный им в римскую тогу казачий автономизм приобретал новизну и привлекательность, роднился с европейским освободительным движением, льстил местному самолюбию. Алчные казачьи страсти прикрывались ризой гражданских добродетелей, сословные путчи гетманской эпохи возводились в ранг жертвенных подвигов во имя свободы, а добычники и разбойники выступали в обличии Брутов и Кассиев. Какой живительной водой вспрыскивала такая поэзия чахлые остатки поборников казачьих идеалов!

«Примите выражения признательности моей и моих соотечественников, которых я знаю», писал Рылееву Н. Маркевич, автор одной из «Историй Малороссии», — «Исповедь Наливайко глубоко запала в наши сердца… Мы не забыли еще высокие дела великих людей Малороссии… Вы еще найдете у нас дух Полуботка».[115] Не один дух Полуботка, но и дух Мазепы разбужен Рылеевым. Силуэт гетмана, виднеющийся на заднем плане поэмы «Войнаровский» и в других думах, очерчен с несомненной симпатией. Это человек высоких помыслов, могучих сил. Можно сказать, что не Войнаровский, а он истинный герой поэмы. Войнаровский готов жертвовать Украине всем, что у него есть:

… стране родимойОтдам детей с женой любимой;Себе одну оставлю честь.

Мазепа же готов ей и честью жертвовать. Образ его овеян трагизмом и жестокой, но благородной драмой. Поэт не судит его за измену; лежала ли в основе ее правда или ложь — все равно; важно, что он весь предан Украине.

И Петр и я — мы оба правы;Как он, и я живу для славы,Для пользы родины моей.* * *

Сколько известно, никто из литературоведов занимавшихся творчеством Рылеева не придавал национального значения казачьим сюжетам его поэм. В них видели, только, образцы «гражданской лиры». Попадись что-нибудь похожее из татарской либо турецкой истории, оно было бы воспето с одинаковым пылом. Действительно, украинофильство нашего поэта до того книжное, начитанное, что в какое-нибудь политическое его значение не верится. И все же, есть основание думать, что оно не случайно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное