Происхождение тютельки

Это кризис инфляционный. Казалось бы, с ним очень легко бороться – не печатай денег, и все тут. Оказывается, тогда можно влететь в кризис дефляционный, когда все просто перестает работать, поскольку нечем расплачиваться. Дефляционные меры германского канцлера Брюннинга кончились в 1933-м вместе с многопартийностью, демократией и свободой слова. Вот как опасно заигрываться в монетаризм… Это только Пиночет может себе позволить, и то не так давно мы увидели, чем это для него кончилось. Однако можно все-таки пройти по лезвию бритвы, вцепиться в курс и держать его, а экономику при этом оживить – как в Эстонии и Польше. Но это ж не надо тратить на что ни попадя… Ишь чего захотел!

Еще один любопытнейший вид кризиса до нас, оказывается, знали многие – от персов до византийцев. С византийцев и начнем, ибо именно Юстиниан Великий вогнал свою страну в такую знакомую нам вещь, как кризис налоговой системы. Юстиниан был человеком иного времени, чем мы, причем абсолютным монархом, ни перед каким парламентом не ответственным. Поэтому он не знал, что, когда налоги становятся больше определенного предела, их все равно собрать нельзя, а если бы ему и сказали такое – не поверил бы. Деньги, понимаешь, нужны, Римскую империю восстанавливать – пищать будут, а заплатят! А если они не заплатят и скроются в леса, бросив убыточное хозяйство (не продашь – кто же такое купит?), пойдут в разбойники или, этакие негодяи, чтоб досадить империи, злонамеренно повесятся, чтоб уж точно никаких налогов не платить, то собрать недостающий налог с их соседей! Войска хватит… Что при этом остается от хозяйства страны, казалось, легко можно себе представить. Ан нет, судя по всему… Причем самое противное то, что введший эти правила руководитель может и не заметить, чего сотворил, на протяжении срока своего понтификата. Зато у его преемника вообще не будет никаких шансов. Страшная штука – налоговый кризис, особенно потому, что кажется, будто все хорошо – расходы меньше доходов, если все собрать. Но некоторые вещи – и не только жизнь – у человека можно отнять только один раз.

Были и другие кризисы. Что впилось в мягкие ткани Римской империи и сосало кровь до полной анемии, распада, взятия Рима вандалами и пленения последнего императора (как ни странно, тоже Ромула) вожаком наемного отряда, по-нашему – шайки? Есть разные мнения, и все они частично верны. Вот Лев Николаевич Гумилев говорил, что все серебро Европы утекло через Великий шелковый путь, потому что на шелке вши не удерживаются, в Европе тогда шелкопряда не было, а поменьше чесаться больно уж хотелось. Так сказать, кризис платежного баланса. Тоже понятно – чтоб купить то, без чего никак не обойтись (скажем, топливо), надо продать что-то свое минимум на ту же сумму, а если не можешь, рано или поздно платить будет нечем, и придется говорить о своем кредиторе что-либо вроде того, что римляне говорили о парфянах и персах – что это дикий Восток, ненавидящий культурный Запад, что если шелк в кредит не дают, то они все гады, а если дают, то тем паче гады и пусть не возражают, а то за уже взятое не заплатим. Парфянам, а позже персам, это не нравится, и начинается война, а шелк, наоборот, кончается. На несколько столетий.

Но еще более масштабный кризис Рима – кризис производственных отношений. С одной стороны, раб работает бесплатно, и это очень выгодно. Надо, конечно, кормить, но не бывает же на свете полного счастья! Но с другой стороны, раб работает плохо. Если не наказывать, не стращать, не избивать – еле шевелится, отдыхает не меньше тридцати минут каждые полчаса. Если же наказывать – делает вид, что работает, но почему-то инструмент беспрерывно ломается, скотина болеет и дохнет, все хрупкое бьется, горючее горит, ценное пропадает, какие органические вещества попадают в вино и масло – сказать неудобно, а если такого уличить и забить до смерти – придется покупать другого, который будет ничуть не лучше.

Дальше все совпадает с происходящим через два тысячелетия до мороза по коже. Рабовладельческий колхоз не распускают, а переименовывают – вводят КСП, коллективные сельскохозяйственные предприятия… тьфу, институт колоната, оставляют тому, кто работает, не чтобы с голоду не умер, а определенный процент, и это уже что-то дает, но немного – все равно что с тобой председатель колхоза… господи боже мой, опять сбился – хозяин виллы захочет сделать, то и сделает, и что тебе оставить – это он решает, и земля не твоя, а его (чтоб парфяне не скупили, небось). В общем, все такое родное, до боли знакомое – даже то, что свободные общинники в импортных штанах (а других в Риме не было – они в тогах ходили) что с таким государством хотели сделать, то и сделали. Как латифундист с колоном – см. выше.