Происхождение тебя. Как детство определяет всю дальнейшую жизнь

Исследователи в области человеческого развития, которые, совсем как мы, наблюдают за людьми с течением лет, всегда плачутся: жаль, что мы в свое время не смогли собрать данные вот об этом; знать бы раньше, что понадобятся данные вот о том. Их сожаления наверняка разделили бы многие коллеги. Представьте, что было бы, знай Дарвин о генах или будь у Галилея телескоп помощнее. Когда мы заканчивали работу над первой главой, то перед нами встали два вопроса. Первый был связан с тем, что мы могли узнать, если бы собирали данные о темпераменте участников до трехлетнего возраста. А второй – с тем, какие явления из тех, которые можно объяснить обнаруженным, мы так и не обнаружили.

Три года – это, несомненно, возраст небольшой, однако бесспорно и то, что с рождения (или даже со времени до него) и до трехлетнего возраста в жизни ребенка успевает произойти многое. Сегодня нам известно, что уже в первые месяцы жизни у ребенка отчетливо проявляется тот или иной темперамент, причем это было известно и в 1972 году, когда участники данидинского исследования только-только родились. И все равно мы вынуждены признать, что нам уже никогда не найти ответа на вопрос о том, какими участники данидинского исследования, какими наши уравновешенные, осторожные, своенравные, замкнутые и уверенные трехлетние малыши были в течение первых двух лет жизни. Как они себя вели? Как жили? И, наконец, почему они в три года вели себя в университетской лаборатории тем или иным образом? Проявлялся ли так же очевидно тот темперамент, который мы назначили им в трехлетнем возрасте, годами ранее? Тогда ведь можно было бы лишний раз заявить о важности наследственности. Или их темперамент зависел от раннего опыта развития, в том числе и в утробе матери? Это бы означало, что приобретенное в данном случае стоит выше врожденного. Естественно, никто не исключает того, что и врожденное, и приобретенное могут быть одинаково важны. Мы возвратимся к этому вопросу в четырнадцатой и пятнадцатой главах, в которых говорится о генотип-средовом взаимодействии.

Данные, которые исследователи собирали последние сорок лет (в особенности наш друг и коллега, специалист по генетике поведения Роберт Пломин из Королевского колледжа Лондона), указывают на то, что темперамент даже у младенцев во многом зависит от генотипа. При этом нам также известно, что наследственностью нельзя объяснить все различия между младенцами и малышами. Поэтому все что нам остается, – это размышлять, какой вклад в темперамент детей, которых в трехлетнем возрасте привели к нам в лабораторию, внесло врожденное, какой – приобретенное, а какой – их взаимодействие.

Полагаем, теперь понятно, почему исследователи расстраиваются, когда узнают, что у нас недостаточно сведений о темпераменте младенцев из данидинского исследования.

Второй вопрос, с которым мы столкнулись по завершении этой главы, касался не того, что мы не собрали, а того, что мы не обнаружили. Несмотря на то что мы нашли явные свидетельства в пользу утверждения «все мы родом из детства», для нас как для исследователей было бы неверным заявлять, будто полученные нами данные о связи между темпераментом в раннем возрасте и характером в восемнадцатилетнем или опытом отношений в двадцатиоднолетнем возрасте можно распространить на всех детей до единого. То же касается данных о связи между своенравным темпераментом в трехлетнем возрасте и зависимости от азартных игр в тридцатидвухлетнем. Дело в том, что исходов со стопроцентной вероятностью мы так и не обнаружили. Мы нашли очевидные сходства между темпераментом участников в раннем возрасте и их дальнейшим развитием, однако основанные на этом заявления могут быть только вероятностными (об этом говорилось в первой главе). Говоря простыми словами, если у участника был своенравный или замкнутый темперамент в раннем возрасте, он отнюдь не всегда вырастал похожим на себя прежнего. И это замечательно! Однако это не значит, что наши выводы не имеют веса. Это значит лишь то, что в развитии участников нашего исследования встречались как закономерности, так и неожиданности.