«Характерно было поведение большевистского ЦК, который до 11 часов вечера 3 июля выдерживал роль противника выступления солдатских и рабочих масс на улицу. Этот высший орган большевистской партии стремился создать впечатление, что призывы к выступлению, начатые агитаторами партии с 4 часов пополудни и поддержанные сначала районными комитетами, а затем и Петроградским комитетом партии, делались без его согласия и под давлением стихийно возникшего движения масс» (там же, стр. 298).
Конспирация по созданию алиби для ЦК была настолько строгая, что даже Ленина ЦК направил под видом болезни на дачу Бонч-Бруевича под Петроградом, но 4 июля он вернулся в резиденцию ЦК.
Началась вооруженная демонстрация 4 июля рабочих, солдат и кронштадских матросов. Большевистские историки называют число участников в 500 тысяч человек, И. Церетели говорит лишь о нескольких десятках тысяч. Как бы там ни было, демонстрация оказалась довольно внушительной, одних вооруженных матросов, привезенных большевиками из Кронштадта, оказалось около 10 тысяч. Демонстрация сначала направилась к зданию ЦК, который находился в особняке артистки Кшесинской. Там демонстранты потребовали выступления Ленина, но Ленин предложил выступить Луначарскому. Его неопределенным выступлением толпа осталась недовольна. Тогда вышел сам Ленин. Но и Ленин был нарочито двусмысленным. С одной стороны, Ленин говорил толпе, что она должна проявить «выдержку», а с другой, требовал от неё «стойкости», но подчеркивал, что при всех условиях должен победить и победит лозунг «Вся власть Советам!». (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 24).
После этого толпа во главе с членами ЦК направилась к Таврическому дворцу (резиденция Советов) с требованием к Советам немедленно взять всю власть в свои руки. Однако и тут большевистские лидеры проявляют двоедушие. Церетели вспоминает:
«Когда ожесточенные толпы манифестантов, собравшихся перед Таврическим дворцом, пытались переходить от слов к действиям и арестовать министров-социалистов, в которых они усматривали главных противников установления советской власти, то они видели, что больше всего такие действия пугали их признанных лидеров, представителей большевистской партии» (Церетели, там же, стр. 306).
Министра земледелия эсера Чернова, который вышел, чтобы успокоить толпу, матросы арестовали и усадили в автомобиль, намереваясь увезти его. Тогда по предложению Чхеидзе представители левых в Советах — Троцкий, Каменев, Луначарский и Мартов — вышли к толпе, чтобы освободить Чернова. Что тогда произошло, Л. Троцкий описывает со слов руководителя матросов Раскольникова: «Лев Давидович произнес короткую речь, закончив её вопросом: "Кто за насилие над Черновым, пусть поднимет руку?" "Никто не вымолвил ни слова возражения — гражданин Чернов, вы свободны", — торжественно произнес Троцкий» (Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 33.)
Вопреки ожидания большевиков, лидеры Советов не только не ударились в панику, а, наоборот, проявили решимость подавить восстание. С самого начала стало ясно, что ЦК большевиков именно и рассчитывал на капитуляцию советских лидеров под влиянием внушительной вооруженной демонстрации. Церетели вспоминает:
«4 июля было кульминационным пунктом июльского восстания, и соединенное заседание исполкомов Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в этот день имело решающее значение для хода восстания. Большевистский ЦК с особенным вниманием следил за этим заседанием, т. к. Ленин и его сторонники уже совершенно определенно ставили в этот день попытку захвата власти в зависимость от того, согласится или нет советское большинство, под влиянием уличных демонстраций, на образование однородного чисто советского правительства. Большевики ясно понимали, что если им удастся провести первый этап захвата власти под эгидой соглашения с центральными органами революционной демократии, то главная опасность, которая им угрожала, — приход войск в Петроград для восстановления порядка, — была бы устранена» (Церетели, там же, стр. 319–320).
Через заседания Советов проходили делегации за делегациями, требуя взятия всей власти Советами, а Ленин и Троцкий, не участвуя в прениях, присутствовали на хорах и оттуда следили за прениями. За переход власти к Советам высказался даже и лидер меньшевиков-интернационалистов Мартов, находившийся в оппозиции к официальному меньшевистскому руководству (ОК).
Однако большинство Советов перешло от слов к делу: силами верных Совету и Временному правительству частей Петроградского гарнизона восстание было подавлено. С обеих сторон было много убитых и раненых. Когда же большевистскому ЦК стало известно, что к Петрограду движется сводный отряд с фронта для наведения порядка, то по поручению ЦК Зиновьев выступил ночью 4 июля со следующим заявлением:
«Наша партия сделала все, чтобы сообщить стихийному движению организованный характер и в настоящий момент наша партия редактирует воззвание к рабочим и солдатам Петрограда: не выходить на улицу, прекратить демонстрации (возгласы: после гор трупов!)» (Церетели, там же, стр. 330).