Происхождение фашизма

Потерпев ряд политических поражений, французские реакционеры пытались взять реванш в сфере культуры. Осуществить эти планы им в полной мере не удалось, но все же реакционная идеология играла заметную роль в духовной жизни Франции. В эпицентре духовной реакции находилась все та же «Аксьон франсэз», через которую с особой четкостью просматривается взаимосвязь между генезисом фашизма и кризисом буржуазной культуры. Эта организация излучала волны мощного интеллектуального воздействия, распространившиеся далеко за пределы Франции.

У лидера «Аксьон франсэз» Ш. Морраса политические и эстетические воззрения нередко сливались воедино. Поэтому его политические идеи представали в эстетизированной форме, а эстетические воззрения были насквозь политизированы. Их лейтмотив — возрождение ценностей классицизма, своего рода неоклассицизм. Все, что не укладывалось в каноны этого неоклассицизма, клеймилось презрением как «романтизм», который политически ассоциировался с революцией, либерализмом, анархией — короче говоря, с потрясением устоев. Неоклассицизм у главных его глашатаев — Морраса и Барреса — политически идентифицировался с «твердым порядком», строгой иерархией, т. е. фактически с режимом диктаторского типа.

Моррас и Баррес приобрели довольно прочную репутацию борцов против декаданса, который они отождествляли с романтизмом, включая в эту рубрику все неугодные им явления культуры, в том числе и прогрессивные. Вообще для них не существовало современного искусства — Ван-Гога и Пикассо, Равеля и Дебюсси. Политический консерватизм органично сочетался с консерватизмом культурным. Неоклассицизм Моррасойского образца, будучи порождением кризиса буржуазной культуры, паразитировал на этом кризисе, выступая в качестве защитника ценностей классической культуры от упадка.

«Моррас, — пишет американский историк М. Кёртис, — был доминирующей фигурой в неоклассицизме и мог бы назвать среди своих интеллектуальных учеников Т. Э. Хьюма, Э. Паунда и Т. С. Элиота»^{95}. Как известно, и Элиот, и Паунд, оба выдающиеся поэты, впоследствии оказались среди идейных сторонников фашизма, а Паунд опустился даже до прямого сотрудничества с людьми Муссолини. Характерно признание Элиота, сделанное им в 1928 г.: «Большинство концепций, которые могли привлечь меня в фашизме, я, кажется, уже нашел в трудах Шарля Морраса»^{96}.

Антигуманизм, нараставший в среде определенной части верхов английского общества, в его интеллектуальной элите, ненависть к демократии, отождествляемой с беспорядком, разрушением устоев, приобрели программный характер у Т. Э. Хьюма. Эстетические воззрения Хьюма не отличались особой оригинальностью, в них можно обнаружить влияние Бергсона, Ницше, Морраса. Интересно, что именно Хьюм перевел на английский язык «Размышления о насилии» Ж. Сореля. Во введении к своему переводу он отмечал близость между Сорелем и «Аксьон франсэз» как политическую, так и эстетическую. Особенно выделял Хьюм то обстоятельство, что их общей эстетической платформой являлся классицизм. Представления самого Хьюма о классицизме в принципе были идентичны моррасовским.

Проповедуя жесткий порядок классицистского типа, Хьюм обрушивался не только на хаотическую неупорядоченность декаданса, но и имел в виду сферу политики:

«Человек по своей природе плох, и он способен достигнуть чего-либо лишь благодаря дисциплине — как этической, так и политической»^{97}. Сам Хьюм погиб во время первой мировой войны, но среди тех, кто разделял подобные взгляды, нашлось позднее немало почитателей «твердого порядка» муссолиниевской Италии и даже гитлеровского рейха.

Влияние Хьюма испытали те англо-американские писатели, которые в 20–30-х годах составляли подразделение пресловутого «литературного иностранного легиона» фашизма.

Основной смысл обращения к культурно-идеологической сфере заключается не столько в распознавании контуров идей и концепций, в том или ином виде усвоенных и использованных фашистами, не в поиске идейных предтеч фашизма, сколько в раскрытии влиятельных тенденций духовной жизни, способствовавших вызреванию эмбрионов исследуемого явления.

Конечно, было бы упрощением видеть прямых предшественников фашизма в тех крупных представителях реакционной буржуазной культуры и философско-социологической мысли, произведения которых существенным образом влияли на духовный климат эпохи.

Надо сказать, что большинство фашистских лидеров и идеологов вообще стояли в стороне от культуры, в лучшем случае кое-кто из них подхватывал обрывки реакционных философских или эстетических концепций, причем чаще всего не из первых рук. Наиболее органично вошли в фашистский арсенал всякого рода социал-дарвинистские и расистские идеи. Но это отнюдь не снимает исторической ответственности с реакционных мыслителей, литераторов, художников. Их деятельность не только симптом, но и один из источников всеобъемлющей империалистической реакции.

Глава 2

ТРЕБУЮТСЯ ДИКТАТОРЫ

И «НАЦИОНАЛЬНЫЕ БАРАБАНЩИКИ»

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА —