Происхождение боли

— Не уходи. Расскажи ещё. Ведь у тебя их было много…

Серый Жан отошёл в самый тёмный угол, к обычному предлогу — книжному шкафу, у которого мог полчаса стоять, делая вид, что выбирает, водить пальцами по корешкам, выдвигать и задвигать тома — благовидный повод скрыть лицо.

— Кто тебя интересует?

— Тот, кто больше всех походил на меня.

— … Внешне вы почти антиподы. Он был миловиден, но смугл, черноглаз и весь в шерсти. На голове — густейшая грива, брови — как у филина, ресницы — как у жирафа и в три ряда.

— Достойный экземпляр! Что, тоже непорочный?

— О, в свои двадцать с минутами он изумил бы самого отъявленного сладострастника. Но при своей опытности он не знал пресыщения, любил и страдал, как ребёнок.

— Я до сих пор не услышал о чём-либо роднящим его со мной.

— А. Он тоже был поэтом и писателем.

— И только-то? Ладно, говори дальше, в каких ещё мелочах я схож с твоими знакомцами.

— У одного из них шрам на груди — в точности, как у тебя.

— У кого именно?

— У Вотрена.

— Может это знак, чтоб ты выполнял и мои заказы. Ты нашёл Растиньяка?

— Я ищу его вторую неделю. Странно: его знают все, уверяют, что недавно встречали его, но никто не может сказать, где он обретается. По адресу, который ты мне дал, — пустая, выстывшая квартира.

— Ты заходил внутрь?

— Да, дверь была не заперта.

— И как тебе тамошняя обстановочка?

— То есть, что я могу сказать о её обитателе?… Он видел смерть, очень близко. Часто рисковал жизнью. У него сильные, ловкие руки. Он не боится темноты, не любит гостей, не ведёт никакой переписки, читает случайные книги и газеты — очевидно, без какого-либо интереса… Если бы ты не говорил, что был там с ним, я вообще решил бы, что это фиктивное жилище, причём сделанное с грубой издёвкой над… преследователем,… где возможны даже смертельные ловушки… Ну, допустим, это во мне скребётся карбонарская паранойя… И всё же… ты уверен, что желаешь с ним бороться?

— Тысячу раз да! Я его уничтожу — во что бы то ни стало! Можешь сначала поиграть с ним, но потом — тащи сюда, мне! Покончим с ним — примемся за остальных. Думаю, так мне будет легче. Потом, когда я разберусь со всеми,… если я не буду тебя устраивать в качестве напарника,… пожалуй, пореши меня. Моя жизнь пройдёт не напрасно.

Глава XXI. О событиях морозного утра

— Как тебе удаётся вставать так рано? — спросил с дивана Макс у Эжена, подбрасывающего в камин обломки старых стульев ((в Париже он ни на день не изменил своей детской привычке тащить в дом всё, что можно сжечь. Вечерами наведывался на свалки, где подбирал всякие щепки, в парках высматривал сухие ветки или шишки, и знал, что он не один так промышляет)).

— Лучше спроси, как мне удаётся так рано сваливаться на пол.

— Огонь очень странно освещает твоё лицо: кажется, будто ты улыбаешься.

— А если так и есть?

— У тебя хорошее настроение?

— Оно и у тебя похорошеет, когда узнаешь, что я уже сгонял за водой… В ней острые льдинки. Мороз. Земля словно железная — так и звенит. А воздух!.. Ноздри сводит, как рот — от крепкого вина. Улицы стали певучими трубами. Я только тихонько свистнул, а зазвучало на полгорода, и так красиво… Как не флейте… или свирели… Я плохо знаю музыку. Меня как-то спросили, люблю ли я итальянскую. Я «да, — говорю, — очень!», а сам думаю: какая разница?…

Максу стало жарко от нежности. Он покинул ложе и подсел к побратиму, не рискуя, однако, к нему прикоснуться.

— Мне странное снилось, — продолжал Эжен, не отрывая глаз от теплинки, — Множество людей… И каждый из них считает себя крошечной частью меня, всю свою кровь — лишь каплей моей. Они готовы сделать всё, что я решу… Они — море любви ко мне… Я был так счастлив,… что мне не грустно даже теперь, когда я знаю,… что все они мертвы…

— Ты недоспал. Ляг. Только гордецы встают прежде солнца… Я сварю кофе.

— Свари, если найдёшь.

Из-под одеяла Эжен спросил:

— Может, нам следует спать по очереди?

Макс, занятый поисками, не ответил. Эжен подумал, что сказал глупость и, как обычно в таких случаях, поспешил с новой фразой:

— Наверное, мне снилось много народу, потому-то у нас теперь много денег… Если только деньги мне тоже не приснились… Ты правда вчера приволок миллион?

— Правда. Спи.