Происхождение боли

— Пойдём со мной, — почти ласково сказала она, — я тебя всему научу. Да тут и мудрости никакой нет. Всё само собой творится. Я Мариза. Меня сожгли на одном костре с дочерью, бывшей на сносях. Вот этот родился прямо среди пламени и выкатился на землю, а какой-то человек поднял его и швырнул обратно. Теперь он с нами, и тоже колдует — в своих снах он — настоящая саламандра! — говорила с гордостью, — Те, что умерли родами, его то любят, то хотят утопить, но я всем его даю, кто просит. Матери у него больше нет…

— Я не хочу быть ведьмой!

— Вот и она не хотела, моя Алоиза. У неё хорошо получалось, да постыло за полтора века.

— И где она теперь?

— Там, — Мариза мотнула головой в сторону моря.

— Но сюда же приходят лодки. Дождалась бы и попросилась…

— Куда?

— Куда-нибудь! Здесь ведь никто не отказывает. Здесь же Царство Правды, все добры и справедливы!

— С нашей земли возврата нет. Дочь ходила к лодкам, но то ли вид ангелов, то ли сам воздух лишал её голоса. После десятой неудачи она и прыгнула…

— Неужели никто отсюда не выбирался!?

— На моей памяти — только в воду.

— Этого не может быть! Ты просто не знаешь! Прощай, я буду спрашивать других — всех! Я всё равно попаду туда, куда должна!

— Ты уже на месте, — сказала какая-то очень смуглая, ещё нестарая ведьма, поднимаясь с корточек над своими рисунками и костяными ножами; у неё во лбу была круглая чёрная дыра величиной с мелкую монету — из этого отверстия струился вверх чёрный дым, — Поверь, мы достойны зависти. Никто и ничто нам больше не повредит, а мы властны прервать любую жизнь. Все несчастные случаи, болезни, самоубийства мира — это мы. Мы — сама смерть… Ты считаешь себя лучше нас? — Никто нас не лучше. Мы — венец Царства Правды. Для тебя честь быть с нами.

— Не верю! — Анна побежала вглубь острова и вынуждена была остановится у огромного провала в земле, бездонной дыры, куда спускалась винтовая терраса; вдоль неё зияли и кадили гроты. Глянула по сторонам — невдалека трое иссечённых ребятишек чертили что-то на земле, потом старшая из них девочка подняла большой камень, с размаху бросила вниз, и во все стороны брызнула кровь, закапала голый живот трёхлетнему карапузу, а он с восторженным визгом стал размазывать её по себе.

— Это худшее место во Вселенной! — прошептала Анна, — Почему я здесь!? Что я сделала не так!?… Ну, конечно, я солгала… Но почему этот воздух Правды не лишил меня голоса, как бедную Алоизу? Или на живых он не действует?… Не так-то тут и привольно. И глаза всем выжигает Совесть, и жизнью, в сущности, управляет атмосфера. Нет, здесь не посылается дождь на головы злых и добрых… Но неужели я?… Что ж, куда ещё деваться мне, безлюбой!.. Прости, Джордж! Простите, доченька, мама, отец! Прости, Огаста! Прости, Элмайра! — я так ни разу за тебя и не помолилась! Да найдёт тебя поскорей Рыба-Свет и причислит к очищенным до скончания времён! — села на землю, закрыла глаза и стала безнадёжно, слёзно вспоминать родительский дом, лица близких…

— Не думай ни о ком! — вдруг тряхнули её за плечо.

Перед Анной сидела девушка, расправившаяся с воровкой. У неё один глаз был пустым белком, а другой внушал надежду медным ободком вокруг черноты и маленьким проблеском внутри неё. Она выглядела лучше, здоровей всех местных.

— Милая! — взмолилась Анна, — Помоги мне! Я ошиблась дорогой — выдала себя за умершую от родов, но я вообще не умирала! Меня погрузили в сон, изо сна я переправилась сюда, чтоб найти обратный путь к жизни. Ну, как Данте Алигьери — может быть, ты слышала?…

— Как же. Он — прославленный поэт.

— Отсюда можно бежать?

— Конечно. С твоими глазами можно пойти куда угодно. Только надо подождать.

— Новой лодки?

— Да, хоть лодки. Но смотри — не начинай колдовать, не вспоминай земного — это одно и то же. Отсюда всё уходит прямо туда, но ничего хорошего не получается.

— Спасибо тебе! Как тебя зовут?

— Жанна.

— Можно я буду держаться тебя? Ты ведь не такая, как другие тут.

— Я, пожалуй, хуже их. Они тут по злобе, а злоба их мелочна. Когда она утихает, они топятся, и словно их и не было никогда в помине. А я… Во мне нет ярости, я не хочу крови. Я потому здесь… Мне здесь нравится. Мне здесь… спокойней… Смерть дала мне право быть тут. Остальное — моя воля.

Они обошли яму и стали в неё спускаться.

Глава LХXXIII. Признание Эжена

Эжен и Макс стащили диван вниз по лестнице и выставили на двор под хозяйственный навес, под бельевые верёвки, рядом с угольной клетью.

— Упрут, — сказал Эжен.

— А если прикрепить табличку: «Осторожно! Тифозная инфекция!».

— Лучше так: «Здесь умирали от тифа!».

— Всё равно не поверят. Ладно, — Макс глядел на небо — падающий серый снег казался серым пеплом, — я давно обдумывал один вопрос… К чему бы это ни вело, признайся: Анастази тебе нравится больше, чем Дельфина?

— Конечно. Я же не обязан с ней трахаться… Или как?

— … Хотел бы я знать,… тебя-то что так изувечило?