Происхождение

— Роберт, — прошептала Амбра, — просто вспомните мудрые слова диснеевской принцессы Эльзы.

Лэнгдон обернулся.

— Что, простите?

Амбра мягко улыбнулась.

— «Отпусти и забудь».

ГЛАВА 36

— SU MISION TODAVfA no ha terminado, — вещал голос в телефоне Авилы. — Ваша миссия еще не закончена.

Авила сидел выпрямившись на заднем сидении такси «Убер» и слушал новости от своего нанимателя.

— У нас возникло неожиданное затруднение, — сказал его собеседник на беглом испанском. — Нам нужно перенаправить вас в Барселону. Прямо сейчас.

«В Барселону?» Авиле было сказано, что для дальнейших услуг он будет ездить в Мадрид.

— У нас есть основания полагать, — продолжал этот голос, — что двое коллег мистера Кирша сегодня вечером выезжают в Барселону, рассчитывая найти способ удаленно запустить презентацию Кирша.

Авила напрягся.

— Это возможно?

— Мы пока не знаем, но если им это удастся, то очевидно, это обесценит ваш тяжкий труд. Мне срочно нужен человек, который находился бы в Барселоне. Добирайтесь туда как можно скорее, и позвоните мне.

На этих словах связь отключилась.

Эту плохую новость Авила странным образом хорошо воспринял. «Я по- прежнему нужен». До Барселоны было дальше, чем до Мадрида, но все равно лишь несколько часов по ночной магистрали на полной скорости. Не теряя ни минуты, Авила поднял пистолет и приставил его к голове шофера из «Убера». Руки мужчины явно сжали руль крепче.

— Llevame a Barcelona,* — скомандовал Авила.

* Вези меня в Барселону(исп.)

Водитель отправился к следующему выезду на Витория-Гастейс, постепенно ускоряясь на шоссе А-1 и направляясь на восток. В этот час по дороге мчались лишь грохочущие тракторные прицепы, чтобы завершить свои рейсы в Памплону, в Уэску, в Льейду и, наконец, в один из крупнейших портовых городов на Средиземном море — в Барселону.

Авиле с трудом верилось в эту странную череду событий, которые вывели его к этому моменту. «Из глубин величайшего отчаяния я вознесся к моменту своего блистательного служения».

На одно темное мгновение Авила вернулся в эту бездонную преисподнюю. Ползая по заполненному дымом алтарю в Севильском соборе в поисках окровавленных тел своей жены и ребенка, он понял тогда, что они ушли навсегда.

Несколько недель после того теракта Авила не покидал своего дома. Лежал, дрожа на своем диване, просыпался истязаемый бесконечным кошмаром из огненных демонов, которые волокли его в мрачную бездну, охватывая тоской, гневом и удушающим чувством вины.

— Эта бездна — чистилище, — шептала приставленная к нему монахиня, одна из тех сотен подготовленных психологов, которые помогали выжившим пережить горе. — Ваша душа застряла в мрачном чистилище. Нужно найти способ простить тех, кто это сделал, иначе гнев поглотит вас. — Она перекрестила его. — Ваше спасение — только в прощении.

Прощение? Авила попытался заговорить, но демоны сдавили ему горло. В то мгновение месть показалась единственным спасением. Но кому месть? Никто так и не заявил о своей ответственности за тот взрыв.

— Я понимаю, что акты религиозного терроризма кажутся непростительными, — продолжала монахиня. — И все же, может быть полезно вспомнить, что наша собственная вера развернула многовековую инквизицию во имя нашего Бога. Мы убили невинных женщин и детей во имя наших убеждений. Для этого нам пришлось просить прощения у мира и у самих себя. И со временем мы исцелились.

Потом она прочитала ему из Библии: «Никогда не сопротивляйся злодею. Если кто-то ударит тебя по правой щеке, обрати к нему и другую. Возлюби врагов своих, твори добро тем, кто тебя ненавидит, благословляй проклинающих тебя, молись за предающих тебя».

Этой ночью в одиночестве и боли Авила уставился в зеркало. Оттуда на него смотрел незнакомец. Слова монахини никак не помогли облегчить боль.

Прощение? Повернуться и другой щекой?

Я стал свидетелем зла, за которое нет прощения!

В порыве ярости Авила врезал кулаком по зеркалу, вдребезги разбив стекло, и рыдая от отчаяния рухнул на пол ванной комнаты.

Будучи кадровым морским офицером, Авила всегда владел собой — образец дисциплины, чести и субординации — но того человека уже не было. За несколько недель Авила погрузился в туман, заглушая боль мощной смесью выпивки и назначенных лекарств. Вскоре его потребность в успокоительном действии препаратов распространилась и на короткие часы бодрствования, опустив его до враждебного всем затворника.

В течение нескольких месяцев испанский флот тихо заставил его уйти в отставку. Когда-то мощный линкор теперь застрял в сухом доке. Авила знал, что больше никогда не выйдет в море. Флот, которому он отдал свою жизнь, оставил ему лишь скромную пенсию, на которую он едва мог жить.

«Мне пятьдесят восемь лет, — понял он. — И у меня ничего нет».