Проигравший выбирает смерть

– Нет. Это же почтово-багажный, – Тихон оторвался от книги и протер уставшие глаза. – Сумку под голову, ножки калачиком – вот и все удобства. Завтра доберемся до Арыся, сделаем пересадку. Там я тебя уже слушать не буду. Куда скажу, на тот поезд и сядем.

Тихон посмотрел на неприятных попутчиков. Распили бутылку и вроде затихли. Тот, что постарше, с седым ежиком волос, прикрыл глаза и шевелил губами. Чернявый опустил голову и бесконечно плевал на пол. Куда только проводник смотрит?

Словно услышав немой вопрос, из служебного купе вышел Гриша и нетвердо прошел по вагону. К пухлым чавкающим губам прилипло несколько крошек. Около Ныша он задержался. Но смотрел не на его плевки, а на Тихона и Нину. Смотрел угрюмо, лицо сморщилось, как при зубной боли.

Будто ребенок дуется, подумал Заколов, вспомнив их встречу в тамбуре, и попытался миролюбиво улыбнуться. Не помогло. Судя по выражению лица проводника, зубная боль у него только усилилась.

За спиной проводника активно зашевелился седой попутчик:

– Слушай сюда, Гриша, мать твою! – Он дернул проводника за синий форменный китель и величаво задекламировал: – Красная площадь лежит предо мной, я патриот, я горжусь страной! Здесь величайший лежит человек, он изменил целый Мир на век. Сзади за ним вырастает стена. Что, от кого закрывает она? Подлая кучка за этой стеной грабит, владеет огромной страной. Встань, смелый Вождь, пробудись ото сна! Снова России свобода нужна!

– Молодец, Есенин! – поднял голову Ныш и пьяно стукнул по столу. – Так им!

Проводник тупо хлопал глазами. Высунулась любопытная женщина, но, дослушав до конца, испуганно спряталась за перегородку. Нина оторвала взор от темного окна и удивленно смотрела на человека, которого назвали Есениным.

Состав визгливо затормозил. Оставшиеся тетки с баулами, дружно толкаясь, покинули вагон. Новых пассажиров не было. Местные жители по ночам почтово-багажным не пользовались.

– Ныш! Дуй за шампанским, – седой поэт ткнул попутчика-азиата и подмигнул Нине: – Бабе веселое вино надо подать, с пузырьками!

Заколов кинул тревожный взгляд вдоль темного вагона. Кроме Нины, представителей женского пола в поезде не осталось. Вот глупая! И зачем она вызывающую юбчонку в дорогу напялила? Не пересесть ли в другое место?

Ныш резво встал, опрокинув ногой пустую бутылку под скамьей. На лице заиграла похабная гримаса, сальный взгляд облизывал Нину:

– У-у, Ромашка! – Он обернулся к Есенину: – Давай деньги. В момент шипучку принесу.

Есенин сунул руки в карманы. Рылся долго, досадливо морщился. Потом лицо исказилось:

– Где бабки? Где бабки, я тебя спрашиваю?

– Не знаю, Есенин. У тебя же были. Я пустой.

– Все выжрал! День не прошел, все выжрал!

– Есенин, мы же вместе бухали.

– Ты мне еще перечить будешь?! Ну-ка, тяни сапог! – Есенин выставил в проход ногу. – Там заначка.

Каныш шлепнулся на колени и обеими руками дернул пыльный сапог.

– Давай! Тяни, тяни. – Есенин упирался руками. Каныш дернул в очередной раз и рухнул вместе с сапогом. К запаху разлитого вина и табака добавился жестокий аромат немытых ног. – Где деньги? Ищи деньги!

Каныш заелозил руками по темному полу.

– Нету.

– Ищи! В портянке посмотри!

– Нету.

– Тяни другой сапог!

Каныш дернул.

– И здесь пусто.

– Проверь!

– Пусто, гадом буду!

– Украли, суки! – взревел Есенин. – Украли! Кто?!

Каныш и Есенин одновременно посмотрели на Заколова. Проводник, до этого стоявший рядом, осторожно попятился.

– Он, не иначе! – Ныш ткнул пальцем в Заколова. – Пока он не пришел – деньги были!

– Убью крысу! – рявкнул Есенин.

– Дядя, я ни при чем. Сидите спокойно, – Тихон пытался говорить вежливо.

– Сидеть?! Мне? – На лице поэта отразилось нешуточное возмущение. – Я уже свое отсидел, сопляк!

Ныш щелкнул ножом, блеснуло выскочившее лезвие.

– Где бабки, фраер? Ну-ка, вывороти карманы!

Ныш навис над Тихоном, держась рукой за верхнюю полку.

Нина бочком заскользила вдоль сиденья к проходу, рука тянула чемодан.

– Пойдем, Тиша. Пойдем отсюда, – мягко скулила она.

Тихон взял сумку и попытался встать.

– Сядь, сука! – Ныш толкнул Заколова. Рука с ножом плавно двигалась из стороны в сторону, словно примериваясь для удара. Стальной клинок зловеще блестел перед лицом Тихона.

Нина добралась до края сиденья и соскользнула в проход.

– Куда, красотка? – проводник за перегородкой обхватил Нину и плюхнул ее на сиденье. – Попалась! Дай ромашку потрогать. За желтенькое!

– Отпустите! Уберите руки! – слышал Тихон испуганный голос Нины.

Но эти просьбы лишь раззадорили проводника. Возня с глухими толчками и визгом девушки нарастала. Проводник похабно гоготал, слетевший с лысины чуб трясся перед масляными глазками. Ныш, слушая эти звуки, довольно улыбался.

– Тиша! Тихон… – отчаянный крик Нины захлебнулся. Ладонь проводника смяла рот девушки.

– Отпустите ее. Что вам надо? – Заколов уставился на чернявого парня. Он старался не обращать внимания на нож и держаться уверенно. Но телу стало зябко, по коже поползли мурашки, словно от стального лезвия исходил ледяной холод.

– Бабки, бабки гони! – наливающиеся злостью глаза Ныша мерцали сквозь трясущиеся пряди сальных волос.