— Да, эта дорога легче, но она и короче, ибо ведет к самым вратам ада. А я хочу указать живущим правильный путь, разрушив те силы, которые стараются столкнуть их от этого пути. И это тоже Истина, прокуратор.
— Вот ты говоришь — Бог один, — промолвил прокуратор. — А как же быть с теми богами, которым поклонялись мои предки и в которых верю я сам? По твоим высказываниям выходит, что их существование весьма сомнительно, хотя миллионы людей видели их, общались с ними, знают место их вечного обиталища. Между тем, твоего Бога никто не видел, не слышал его голоса, не знает, где он обитает.
— Это очень просто — поверить в то, что видел и осязал. Попробуй поверить в то, что невидимо и находится за гранью твоей тленной оболочки, твоего рассудка и знания. Поверить настолько, чтобы быть готовым на жертву во имя этой веры. И тогда тебе откроется кладезь мудрости Вселенной. Глаза твои увидят то, чего ты никогда не видел и о чем даже не подозревал. Уши твои услышат то, чего никогда не слышал ни один смертный. И ты поймешь, что был слеп, имея глаза, и был глух, имея уши. Дух Святой снизойдет на тебя и будет говорить с тобой от имени Господа… Бог живет внутри каждого из нас, и это тоже — Истина, прокуратор.
— И это ты проповедовал, Назарянин? — спросил Пилат, задумчиво глядя на залитый вином донос.
— Да, прокуратор.
— И ничего более?
— Нет.
— А ты не лжешь?
Арестант пожал пленами:
— Лгать — значит унижать себя.
— Еще говорят: “Не задавай вопросы, не услышишь лжи”, — пробормотал прокуратор, и, поскольку допрашиваемый снова замолчал, продолжил: — Из всего сказанного тобой я понял немного, философия с ее метафизическими изъяснениями — штука сложная. Но это неважно. Я думаю, что ты тоже мало что смыслишь в военной науке, потому простишь мне мое невежество. Другое дело, что в вашей варварской стране обрекают на смерть за увлечение высокой наукой…
— А разве в ваших просвещенных странах мысль свободна и является достоянием людей? — последовал вопрос.
Прокуратор смутился.
— Не мне говорить тебе, наместник, о том, что всякая философия поощряется до того момента, пока она не становится в разрез с интересами власть имеющими. Тогда всякое отклонение от их норм и морали объявляется вредным, а сам философ оказывается изгоем, проклинаемым правительством и собственным народом, ради которого он пожертвовал всем.
— А вот с этим позволь не согласиться, философ, — поднял вверх ладони прокуратор. На могучих запястьях сверкнули кованые браслеты. — Свобода мысли не может быть достоянием народа. Ее, свободу, надо ограничивать, потому что свобода мысли ведет к свободе слова, свобода слова — к свободе действий… А в результате — полный развал государства, и стадо орущих людей, стремительно деградирующих от своей собственной свободы. И ты, — прокуратор сдержал улыбку, — погрешил против своей Истины, сказав, что не интересуешься политикой. Политика и философия — неразлучные сестры… Но вернемся к делу. Я не нахожу преступного замысла в словах твоих, хотя некоторые высказывания…, — прокуратор пожевал губами. — Я попытаюсь спасти тебя, Назарянин. Почему ты так смотришь на меня? Не веришь?
— Нет власти у тебя надо мной, прокуратор, — проговорил допрашиваемый. — Все во власти Божьей. Эта власть выше человеческой, поэтому предрешенное свыше нельзя изменить…»
Столь обширная цитата из странным образом написанного романа необходима, на наш взгляд, потому, чтобы с большей очевидностью продемонстрировать достоинства текста. Ну, кому-то, может, бросятся в глаза и недостатки… Однако есть ощущение, что, не придуманная писателем, а продиктованная откуда-то извне, история любви Марии Магдалины и Христа может оказаться и самой правдивой в отличие от вымышленных книг.
Создание литературных произведений психографическим путем в практике Э.Е. Глазуновой не ограничивается романом «Одержимая», фрагментами других произведений. Ею записана повесть об истории создания «Откровения» Иоанна Богослова — знаменитого «Апокалипсиса», увиденного им в пору отшельничества на острове Патмос. В настоящее время она пишет продолжение повести М.А. Булгакова «Собачье сердце». Это многоплановый роман о современном состоянии в России с хорошо узнаваемыми реалиями и атрибутами нынешней жизни, о вхождении во власть морально опустошенных и беспринципных людей, о власти денег. Книга пишется фрагментами, которые поначалу выглядели разрозненными, мало связанными друг с другом, но с развитием сюжета они объединяются в цельное единое полотно. Глазуновой сюжет был неизвестен, хотя в процессе воспроизведения текста она верила, что части романа будут состыковываться и логически вытекать из действий и поступков героев. Так оно и происходит. В романе участвует внук доктора Борменталя и другие персонажи. Литературное качество текста дает основание надеяться на публикацию этой книги в обозримом будущем.