Прогулки с Евгением Онегиным

История взаимоотношений Йорика-Стерна с досаждавшим ему в реальной жизни «Евгением», описанная в «Тристраме Шенди», и особенно роман «Сентиментальное путешествие» стали для Пушкина образцом и настоящей находкой: ведь в его жизни имел место человек, который стал его смертельным врагом и с которого во многом можно было списать своего Евгения. В самом деле, что могло устроить и порадовать Пушкина больше, нежели сатирическое изображение героя романа с характерными и биографическими чертами Павла Катенина и превратить поглавную публикацию романа в долгую публичную казнь!

Разумеется, чтение романа с такой сложной структурой, где повествование истинным автором, то есть Пушкиным, отдавалось главному герою (Онегину) – антагонисту автора, старающемуся этот антагонизм скрыть и выдать себя за Пушкина, – такое чтение становится совершенно иным, требует серьезной встречной работы мысли, повышенного внимания и сопоставлений. Зато многократно возрастает информационная емкость сатирического художественного образа, которую особо отмечал Барков, – а именно на его точку зрения на роман, в меру моего понимания и из солидарности с ним, я и ориентируюсь. Кроме того, возможность спрятаться под личиной «издателя», публикующего чужие записки и лишь комментирующего их, вполне соответствовала характеру мистификатора, каким был Пушкин.

8

С этой точки зрения легко находятся ответы на вопросы, заданные в предисловии к этой книге. Например, фраза с желчью в письме к Тургеневу была всего лишь фиксацией настроения Пушкина по отношению к предателю-Катенину, с которого списывались характер и ключевые моменты биографии главного героя, а в предисловии «издателя» к отдельному изданию Первой главы «Онегина» речь шла не о сатире в общепринятом, общественном понимании этого слова, а о сатире литературной, о сатирическом художественном образе (отсюда и подчеркнутое в этом предисловии «отсутствие оскорбительной личности»).

Кроме того, в отличие от Стерна, Пушкин был поэтом и мог позволить себе писать «Евгения Онегина» стихами – тем более что поэтом был и его Евгений – Онегин-Катенин. Это поистине «дьявольски» расширяло мистификационные возможности Пушкина.

Вынужденный защищаться от постоянных злобных выпадов Катенина, Пушкин продумал и его характер, и причины его поведения. Выводы, к которым он пришел, оказались настолько важны, что он не пожалел отдать этой литературной борьбе свое главное произведение – и не только его: Пушкин понял, что за характером Катенина, за его поведением, стоит явление, в котором сосредоточена одна из главных проблем литературы и жизни: ненависть посредственности к таланту.

Пушкин, как известно, был дуэлянтом, и опыт в этой области у него был более чем достаточный, чтобы понимать, что такой человек, как Онегин, презирающий условности света, не пойдет на дуэль с другом из-за подобных условностей (в 28 пушкинских дуэлях стрелялись фактически только два или три раза, в остальных случаях дело кончалось примирением, причем в одной из состоявшихся дуэлей, с Кюхельбекером, Пушкин пытался помириться, а после выстрела Кюхли стрелять не стал, и они обнялись). Причина состоявшейся в романе дуэли – без даже попытки примирения со стороны Онегина – зависть посредственности к таланту.

– Каин, за что ты убил брата Авеля?

– Из зависти, Господи…

Убийство Онегиным друга на дуэли у Пушкина имеет гораздо более глубокий смысл, нежели тот, какой ему придают в общепринятой трактовке романа. Ведь по замыслу Пушкина весь роман написан Евгением Онегиным, пытающимся это скрыть и рассказывающим о себе в третьем лице, это он в романе «автор» – повествователь. Но роман написан стихами, и, следовательно, Онегин – поэт, а взаимоотношения Онегина и Ленского – это взаимоотношения двух поэтов; стало быть, на дуэли один поэт убивает другого. В то же время Ленский портретно («И кудри черные до плеч») напоминает молодого Баратынского (если Пушкина Катенин ненавидел, то Баратынского терпеть не мог). Этой дуэлью Пушкин главную идею романа доводит до последней степени символического обобщения: посредственность – убийца таланта.