Прогулки с Евгением Онегиным

Вот интересное, окрашенное собственной оценкой рассказчика место в его повествовании: «Англоман выносил критику столь же нетерпеливо, как и наши журналисты. Он бесился и прозвал своего зоила медведем и провинциалом». Как можно видеть, к концу цикла, создававшегося, видимо, на протяжении длительного периода времени и отражающего динамику изменений эстетических воззрений «помещика», он уже достаточно набрался литературоведческих терминов и, похоже, стал активным участником журнальных баталий. Во всяком случае, к моменту создания им этой новеллы характерная для литературных полемистов терминология уже стала для него настолько привычной, что он не в состоянии отделить свою художественную деятельность от публицистической, которая к этому моменту стала занимать все больше места. К болдинскому периоду биографии Пушкина творческая биография Катенина стала характеризоваться именно этим. Например, цикл статей «Размышления и разборы», которые буквально за месяц до начала работы над «Повестями Белкина» умирающий В. Л. Пушкин охарактеризовал как «скучные», публиковался в том же 1830 году. Напомню, что эту характеристику Пушкин привел в своем письме к Плетневу уже из Болдина 9 сентября 1830 г. – в день завершения работы над «Гробовщиком», за пять дней до завершения «Станционного смотрителя» и за 11 – «Барышни-крестьянки».

Разумеется, оперировать такими литературоведческими категориями Белкин, из-под личины которого пытается действовать «подлинный» «автор» цикла, явно не мог, и в этом моменте «помещик» выдал себя с головой. Но на всякого мудреца бывает довольно простоты, и эту незадачливость «помещика» постоянно выдают допускаемые им сбои во внутренней логике создаваемых им художественных образов. Вот он, например, довольно удачно (с точки зрения полемичности) обыгрывает сатирический тезис из «Сплетен» («французское, и то плохое лепетанье»), ехидно подчеркивая, что для «романтической героини» ее родной язык – иностранный («А по-здешнему я говорить умею прекрасно»), но забывая при этом, что в контексте именно этого места повести эта фраза в устах Лизы звучит просто нелепо, поскольку адресуется она Насте – хотя и «наперстнице», но все же крепостной девке, все общение героини с которой явно же ведется не по-французски и не по-английски, а все на том же «местном наречии» – единственном, которым владеет Настя.

Вот «помещик» подчеркнуто избитыми романтическими штампами ведет описание природы: «Заря сияла на востоке, и золотые ряды облаков, казалось, ожидали солнца, как царедворцы ожидают государя…», нисколько не жалея при этом бедняжку-героиню, которую, как следует из реалий его опуса, он заставляет гулять по снегу почти босиком… Конечно, антиромантическая ирония выглядела бы в этом месте совсем неплохо, если бы только «автор» был хоть чуточку повнимательней и не свел своей небрежностью в прорисовке деталей желаемый эффект к нулю.

Естественно, «помещик» в душе понимает, что чисто художественным путем добиться пародийного эффекта ему все равно не удастся, и он пытается спасти положение грубым приемом: «К тому же самолюбие ее было втайне подстрекаемо темной, романтической надеждою увидеть наконец тугиловского помещика у ног дочери прилучинского кузнеца». «Темная», она же – «романтическая» надежда… Грубо, пошло, недостойно бывалого литературного полемиста, «уши» которого проглядывают из неуместного упоминания о соседе-«зоиле» в этой же новелле. С таким уровнем полемики только «Сплетни» да «Старые были» писать… И вообще, если говорить о романтизме как «темном», то чья б корова мычала: «Леший», «Убийца», «Ольга» – куда уж мрачнее, а ведь все это – собственный романтизм того же «раннего» «помещика»…

Вот этот «помещик» «лягнул» в «Гробовщике» двух романтиков – Шекспира и Вальтера Скотта – с точки зрения полемики, пожалуй, даже удачно; во всяком случае, гробы у обеденного стола и содержание сна гробовщика очень хорошо работают на его полемический выпад. Да что там говорить – «Гробовщик» действительно удался ему во всех отношениях, и в полемическом тоже – как-никак, с собственной натуры писал… Но ведь надо же – после такого удачного хода взять и грубыми приемами все испортить в завершающей повести (отец – Лизе): «Давно ли ты стала так застенчива, или ты к ним питаешь наследственную ненависть, как романтическая героиня»? Или: «Романтическая мысль жениться на крестьянке и жить своими трудами пришла ему в голову…» Действительно, с точки зрения «помещика» такая мысль настолько нелепа, что иначе как «романтической» ее не назовешь…