Прогулки с Евгением Онегиным

Подходы Томашевского и Бонди являют собой типичный пример того, как основанная на вере в гражданственность Пушкина чисто интуитивная посылка, несмотря на наличие другой, ложной посылки отождествления Пушкина с образом его лирического героя, в общем-то дает правильный результат – с единственным уточнением: призыв в «заоблачные высоты» все-таки есть, из песни слова не выкинешь; но призыв этот исходит не от самого Пушкина, а от пародийного образа его лирического героя. Недостатком подхода Томашевского и Бонди является то, что полученные таким путем выводы основаны на чистой интуиции и не обладают свойством финитности. Самое неприятное то, что Писарев также исходил из ложной посылки отождествления, но его выводы основаны на технически безупречном анализе и поэтому выглядят более убедительно. Когда читаешь в «Черни» («Поэт и толпа») такие сентенции, как «Кругом народ непосвященный Ему бессмысленно внимал», «И толковала чернь тупая», «Молчи, бессмысленный народ, Поденщик, раб нужды, забот! Несносен мне твой ропот дерзкий, Ты червь земли, не сын небес», «Подите прочь – какое дело Поэту мирному до вас!» и т. п., то высказанные Б. В. Томашевским и С. М. Бонди совершенно справедливые, но интуитивные соображения не могут разрушить доказательства Писарева. Содержание сонета «Поэту» («Поэт! Не дорожи любовию народной»), неизменно толкуемое как выражающее настроения самого Пушкина, в таком виде тоже свидетельствует в пользу трактовки Писарева, и одну интуицию противопоставить его мощной логике просто невозможно. Необходим все-таки научно обоснованный подход.

Как можно видеть, из двух использованных исследователями постулатов один – вера в Пушкина как гражданина – пересмотру не подлежит. Следовательно, противоречия, из которых не удается выбраться, могут объясняться только присутствием второго, ложного постулата, который необходимо отбросить. Представляется, что даже с чисто психологической точки зрения удобнее отказаться от постулата отождествления автора с лирическим героем, чем оставлять под сомнением гражданскую позицию Пушкина. В конце концов, если это не внесет ясности в возникшие противоречия, то ведь никто не запрещает возвратиться на старые позиции.

И действительно, решение вопроса содержится в тезисах, высказанных как самим Томашевским – о смыкании этических контекстов «Разговора книгопродавца с поэтом» и стихотворений о «черни» и «толпе», так и Ереминым – о совпадении контекстов этих же стихотворений с контекстами «Памятника». Если взять за основу приведенный здесь вывод о том, что в «Разговоре» в образе Поэта выведен Катенин, что он является прототипом Онегина, из-под пера которого по замыслу Пушкина должна была выйти сентенция о «воздвижении себе памятника», то становится очевидным, что во всех «неудобных» стихотворениях Пушкина лирическим героем является тот же Катенин, и презрительное отношение к народу – это его, катенинская позиция.

Проверяем по натуре – катенинскому «Гению и поэту»:

Гений светлый, добрый Гений,
Не призвать минувших дней.
Память их – не утешений
Мне источник, но скорбей.
Как обманчивые грезы,
Все надежды пронеслись,
Все исчезло, все, и слезы
Горьким током полились.

Разве не эта тема была поднята Пушкиным в «Разговоре Книгопродавца с поэтом»? Но читаем дальше:

Что мне жалобой нескромной
Оглашать мои беды,
Слабость дружбы вероломной
И гонение вражды!

А эта тема присутствует в «Евгении Онегине», в «лирических отступлениях». Далее у Катенина следует:

Нет, людей забавить хладных
Тщетным стоном не хочу…

Это уже – тема пушкинской «Черни». Вл. Орлов, с 1937 года активно пропагандировавший творчество Катенина, о стихотворении «Гений и поэт» писал: «Здесь стареющий поэт, отторгнутый от живого участия в литературной жизни (досадная неточность: стихотворение написано в 1830 году, как раз когда по настоянию Пушкина трактат «Размышления и разборы» публиковался в «Литературной газете», из номера в номер – А.Б.), с гордостью и глубокой убежденностью определял свою позицию человека и писателя…»{66}. Напомню, что за шесть лет до создания этого стихотворения именно в таком ракурсе показан стареющий Катенин в «Разговоре книгопродавца с поэтом», хотя в 1824 году он еще не был забыт.

Сверяем даты: в октябре 1830 года Катенин направляет свое стихотворение в «Северные цветы»; в конце того же года в тех же «Северных цветах» на 1831 год публикуется пушкинское шестистопное «Поэт, не дорожи любовию народной»…

Теперь берем антипушкинскую пародию «Княжна Милуша» (лирические отступления о судьбе поэта, 1832 – 1834 гг.):