Прогулки с бесом. Том четвёртый (СИ)

- "Слава авиациям двух враждующих сторон за неприцельные бомбометания, ибо только они укрепили дух, а разум наполнили пониманием, что всё в мире в итоге не выше утробного сероводорода! Пусть живёт и крепнет народная мудрость, и да не умрут перлы оной мудрости, гласящие: "за одного битого двух небитых дают"!

По лексике матушки поиски надёжного места спасения определялись одни словом: "мыканье":

- Сколько ещё мыкаться будем? - метод проб и ошибок обещал окончиться нахождением до предела надёжного укрытия, или прекращением налётов Люфтваффе.

Если первая позиция (поиск места спасения) была в руках спасающихся - против налётов аспидов монастырцы ничего не могли.

- Стучи: "вражеская авиация чаще и настырнее досаждала обитателям святой обители, но пока без отнятия жизней и лишения материальных ценностей"

- Определение "обитатели святой обители издевательством отдаёт, думаю, сбавить пафос. И о каких "материальных ценностях" речь? Голь перекатная, чего терять было, чем власть советов успела обогатить пролетариат монастыря?

- Принято, продолжай: "иногда на монастырцев сваливалась ничем не обоснованная уверенность:

- Сколько можно пугать бомбёжками!? - вопрошали небеса монастырцы - мы свою порцию получили, хватит, другим что-нибудь оставьте!

- Забота о равном распределении гостинцев свыше прочно сидела в сознании вчерашних совецких людей рядом с молитвой до совецкого времени: "возлюби ближнего, яко самого себя", но когда, в каком месте обширного отечества вашего родилось "умри сегодня ты, а завтра - я" не известно.

- Врёшь, бесовская морда: "дружные и стойкие совецкие люди перед лицом опасности не могли желать ближним того, что получали сами от вражеской авиации".

- "Вали на серого..." А как объяснять просьбу к всевышнему:

"Господи, пронеси, сохрани и помилуй нас, отдай нашу бомбовую порцию другим, не жалко..."

Следует упомянуть о других тётушках по линии матери: того стоят. Не упомянуть их - обеднить рассказ.

Степени родства до сего дня остаются непостижимой тайной, и далее "брата", "сестры", "племянника", "внука" - познания не идут. "Шурин" с "деверем" уже "терра инкогнито", родя за пределами видимости. Считай, чужие люди.

Налёты продолжались, жесткость расправы не уменьшалась, она не могла быть иной, война ведь, а если нынешним языком назвать прошлые "усмирения с воздуха" - иначе, как только "настоящие" - назвать не могу. Не будет ошибки в названии"качественные", "эффективные", "разрушительные", "убийственные", но читатель, наблюдавший хотя бы единую бомбёжку со стороны может возразить:

- Преувеличиваете, ничего особенного, так, пустая забава эти бомбёжки... - заявить "бомбовой груз в тоннах, сбрасываемый на город ночами, оставался неизменным, или колебался в сторону увеличения на килограммы" не можем. числосброшенных бомб оставалось неизменным" - не можем: подсчёт сброшенных на город бомб обитателей монастыря не трогал:

- "...пронесло..." - "маленькие радости военного времени".

Если, пользуясь нынешним языком, убийственные предметы с неба пересчитать в "тротиловом эквиваленте" - положение граждан можно назвать "стабильно среднетяжелым".

Стабильность стабильности рознь, и та, что пожаловала в обитель, подвела обитательниц к выбору: или нервам порваться к чёртовой матери, или продолжать крепить остатки нервной системы. Женщины, тренированные совецкой властью всем, кроме бомбёжек, выбрали второй вариант с доводом:

- Не умирать, в самом-то деле!? Будем стоять насмерть! - лозунг осуществили отказом прятаться по примитивным ямам хранения овощных припасов в зиму. Враз, и без объяснений, пришло понимание: земляные норы не спасут от бомбы. Вон, в прошлую ночь бомба упала в погреб - и всех, кто там был, засыпала, никто не выжил...

И когда идея земляных нор, как спасителей, изжила себя - кто-то из тётушек удумал спасать животы в чистом поле. Да, за оградой монастыря там, где начиналось "чисто поле" и где граждане с около монастырских улиц сеяли картошку. Логика не железная, но женская:

- Кто станет кидать бомбы на чистое поле!? Что, те, наверху, совсем дураки? - и показывали пальцем в небо.

Чем хороши "идеи, принятые всем сердцем и умом"? То есть, "уверованные"? Да тем, что без промедления "претворяются в жизнь". Сказано - делаем:

И как-то в один из тёплых вечеров конца августа, мы, одетые во всё, что имелось согласно предписанию родительницы, с подстилками для спанья на земле, ждали наступления мрака, когда ещё видно землю, но уже трудно различать физиономии чудаков, надумавших спасаться от бомбёжек в чистом поле.

Начало "спасения" обещало оправдаться:

- Да, верно, не дураки, в чистое поле бомбы бросать не станут! - на том и решили. Не знаю, чья была идея искать спасения вне стен монастыря, но что не мужская - факт.

День приходил к ночи, солнце давно прибыло на положенное ему место, и первой, кому ночёвка в чистом поле вдруг показалась нелепой - была мать. Автор проекта спасения столь необыкновенным способом убеждала, что её вариант - верный и других не существует: