Безразличие к происходящему в столицах, будь оно каким угодно ужасным, шло на пользу горожанам и помогало выжить в трудные годы отеческой истории:
- Кому нравится шуметь - пусть и тешатся на здоровье, а мы как-то и в тиши поживём.
- Мать, кто встречал сынка у выхода?
- Старый такой доктор, с бородкой.
- На Ивана Сергеича Тургенева, земляка нашего, похож?
- Не помню фамилию, вроде профессором называли.
- Ну, да, в рядовой губернской больнице - и профессор. Ни много чести сыночку? А с другой стороны в отечество пришли такие времена, что и профессорам дозволялось трудиться в губернских городах. То-то, смотрю, тянет к высоким материям! Вот оно, время открытия тайн!
Фрагмент второй
С заявлением сверху о "щастье детей страны савецкой" автор готов согласиться:
- Так и есть, после шести безоблачных лет пришла война, коя народу безоблачной не показалась.
Издревле известно: военные забавы единицам наверху приносят "народную память в веках", а прочим остальное и худшее, что содержит война.
Истина о героях и рядовых выясняется в мирное время.позже, когда накал страстей приходит к температуре не выше человеческого тела...
-... и когда старыми доблестями необходимо закрасить новые промашки. Где набрать средств на материальную память сгинувшим? И надо ли?
С началом войны столицы Европы волновались, но родной город не шумел:
- Чего шуметь-то? Шуми, не шуми проку с того? Немец, знай, прёт, вон уже где, выживать надо - на какую надобность и радость в будущем времени следовало выживать ответа не давали с объяснением:
- Тёмные мы... - и жили по инерции.
Любимый город в известные исторические времена познал вкус оккупации, и автор, не покидавший город, о днях оккупации кое-что сохранил в памяти. Или память сама, без участия автора, сохранила оккупационные эпизоды?
По правилам написания биографий в этом месте следует поставить точку с устным добавлением "далее ни хера не помню, мал был" и успокоиться, но ничего не получилось по изложенным ниже причинам.
Биография интересна, когда наполнена редкими, пусть и не частыми удивляющими событиями, а ежели прожил в голом ординаре с невозможностью зацепится и за единое интересное событие - остаётся пустить в ход какую ни есть фантазию с невозможностью проверить.
Авторы автобиографических повестей чем-то схожи с сапёрами без миноискателей.
Повесть посвящается трём опорам жития моего: