Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

И совсем неожиданно, ни к месту, в сознание явно не без вмешательства "квартиранта", пришло понимание: "мемуары наших "эксов" смахивают на "признательные показания" у следователя! С небольшой разницей: отечественные следователи часто "шьют липу", "выбивают" показания у граждан, когда те "отказываются сотрудничать со следствием", а с мемуаристами проще: они без принуждений, сами рассказывают.

Но не всё… В мемуарах, в отличие от "Протокола допроса", многое можно "забыть", утаить и "пройти мимо факта". Как говорят знатоки — с протоколами всякие подделки не получаются.

Если после "признательных показаний" "мелкую сошку" изолируют от общества, то с экс-президентами такое не делают, а издают описания их манипуляций с наивным дурачком с названием "народ" тиражами в разумных количествах. "Эксов" понять можно: их потребности в "материальном обеспечении" когда они оказываются "не у дел", несравненно выше, чем у пенсионера села Малое Бодаево, что на Брянщине.

— Вторая причина, по которой на ваших экс-президентов наваливается непреодолимое желание "пописывать", объясняется неисправностью мочевого пузыря с диагнозом "хронический цистит". Или "ишурия".

— А это что?

— "Старческое недержание мочи". Для писания мемуаров, как выяснили выше, нужна хорошая память. Манера изложения "пописывающих" экс-президентов такая, какой владеет лицо, приставленное к эксу "оформлять" мемуары. Их "литературными неграми" называют.

Бывшие президенты о проделках над придурками, кои доверялись им когда-то, не пишут: "каются" устно.

Глава 3.

Начало всего, или "танцы от печки".

От страницы к странице понимаю, почему бес выбрал меня для осуществления подлых "планов по дискредитации прекрасного советского прошлого"… Или "переписывания истории"…

— Последнее определение не годится: историю невозможно переписать.

— Но что-то можно с ней сделать?

— Можно: "взглянуть по-новому"…

Позывы на "пописывание" испытываю со школы. Древняя, но прочная и надёжная "программа изучения родного языка", не предусматривала сделать из меня писателя, намерения и желания древней школьной программы были скромнее и иных намерений: научить правильному пользованию родным языком. Высший предел желаний учителя "русского языка и литературы" старой, надёжной школы — это чтобы учившийся мог внятно излагать мысли кириллицей. И не писать в нашем основном, "опорном" слове из трёх литер вместо "У" — "Ю".

В школьные годы писал по требованию учителя, а сегодня применяю прошлые знания родного языка потому, что этого от меня требует бес. Если бы не он — никогда бы не взял в руки стило… то есть, не уселся за клавиатуру компьютера.

Опытный, искушённый читатель, на него надежда, почувствует "бесовское влияние" в половине написанного. Вторую половину сочинения, лучшую, разумеется, набирал самостоятельно, без "нажима" со стороны сущности с названием "бес".

Иногда приходят сомнения: "может, не следовало учителю "русского языка и литературы" хорошо и надёжно обучать письму? Посвящать в "тайны души в выражениях словами"?

Как часто появлялись "вспышки желания" что-то выразить на бумаге знакомыми словами — об этом ничего не могу сказать. И ещё: задержка в работе объяснялась "отсутствием темы".

Основную "вспышку", коя чуть не "сожгла" окончательно, помню: её выпустило, как струю из огнемёта, "Российское Телевиденье" в мае 199…., когда своим Первым каналом громко, внятно и не единожды, сообщило на половину страны "с ног сшибающую", оглушительную новость:

"Германия в полной мере осознала всю тяжесть своих деяний в прошлом, и ныне готова заплатить валютой за принудительный труд на её благо всем, кто валюту заработал в далёком прошлом!" — сообщение основного телеканала касалось только граждан европейской части России, побывавших когда-то под вражеским игом. Вторая половина "страны советов", "тыловая", для волнений не имела причин.

Примирение денежными знаками с иностранными гражданами, коих в прошлом Deutschland жестоко обидела, шло по Европе полным ходом, и только "гордые советские люди с презрением смотрели на иностранные подачки". Замшелая Европа никак не могла понять: почему все, кого Германия когда-то обидела, принимали от неё компенсацию за обиды, а "советские люди" никак не хотели отказаться от убеждений, что "гордость выше всяких компенсаций" и продолжали гордиться в одиночестве.

— Что-то одно наблюдалось за "советскими людьми": или они не считали себя европейцами и прошлая война их не касалась, или… а второе "или" не рискую объяснить…