Прогулки по Парижу. Левый берег и острова

Это известно всем парижанам. Никто не может понять другого: отчего вообще происходит подобная кристаллизация культуры в каком-то уголке города, как получилось, что этот старый, мирный буржуазный квартал Сен-Жермен с его картинными галереями, антиквариатом и комиссионками вдруг стал модной молодежно-интеллектуальной Меккой после войны? «Липп» был тогда просто пивной, а в «Кафе де Флер» встречались националисты. Может, сыграла свою роль близость Латинского квартала с его университетом, близость крупнейших издательств и относительная близость Монпарнаса? Все составляющие взрывчатой смеси известны, известен и процесс, а разгад ки нет. И завидная судьба Сен-Жермена или Монпарнаса остается загадочной. Мэры парижских пригородов наперебой спорят сегодня, кому удастся у себя среди «хрущоб» возвести «Сен-Жермен XXI века» или «Монпарнас XXI века». Кстати, многие нынче возлагают надежды на провинцию и отказываются оплакивать упадок квартала Сен-Жермен. Этим модернистам, которые, подобно Маяковскому, хотели бы «похоронить старье», так возражает завсегдатай квартала Сен-Жермен, модный философ, писатель, кинематографист, модный телекомментатор (и вообще большой модник) Бернар-Анри Леви. «Осуждение кристаллизации культуры, – говорит он, – есть чистейшая демагогия. Путь в современность не расчищают, взрывая памятные места. Переселяемые книжные магазины – это Париж, который становится провинцией». «Совсем наоборот, – возражает ему другой модный философ, Алэн Финкелькрот, – это Париж, который переводит часы на время неокосмополитизма. Город живет своими нервами и специфическими различиями. И все, что в городе происходит, касается всех: иностранцев, провинциалов, жителей пригородов и самих парижан. Никто не может остаться равнодушным к объявленной смерти Сен-Жермен-де-Пре».

В общем, смерть объявлена, но она еще не наступила. Поспешите на бульвар в первый свободный вечер. И может, он подмигнет вам огнями своих реклам, как бы желая сказать: «Слухи о моей смерти прошу считать сильно преувеличенными».

УЛИЦА ДОФИНЫ

Уже и в самом начале XVII века улица Дофины (то бишь улица жены принца-наследника, как бы великой княгини) выделялась в лабиринте средневековых улочек Сен-Жерменского предместья, бывшего прежде территорией старинного, основанного в VI веке аббатства. Проложенная как продолжение очень старого моста через Сену, носящего, однако, название Новый мост, Пон-Неф, улица эта возвестила начало Великого века и деятельности славного короля-градостроителя Генриха IV. Недаром именно на этой улице по приказу лейтенанта полиции де Сартина установили первые в Париже уличные фонари. К сожалению, в 1672 году были разрушены въездные ворота Дофин, что стояли у нынешнего дома № 44, зато год спустя на доме была прикреплена мемориальная доска с названием улицы, и доска эта висит и поныне (признайте, что три века – почтенный возраст для уличной таблички). Стоят по сю пору на улице Дофины и дома того времени – дом № 30, дом № 33 (о последнем мы поговорим особо), дом № 35, дом № 37 и дом № 41. Все это дома XVII века. В таких домах не зазорно было жить самым богатым и влиятельным людям королевства, не зазорно было принять и определить на жительство высоких иностранных гостей. Недаром в 1654 году именно здесь разместился царский посол из России Мачехин со своим посольством. Его пребыванию на улице Дофины был посвящен отчет приставленного к посольству церемониймейстера французского двора, и, судя по отчету, именно на этой улице были надолго заданы образцы поведения высокого русского начальства в заграничной поездке. Вот что пишет пораженный (а может, и восхищенный) увиденным французский придворный: «Истекли пятнадцать дней, в течение которых посол не покидал меблированный для него особняк на улице Дофины. Господин церемониймейстер вежливо предложили ему свой экипаж, дабы совершить прогулку по городу, посетить Лувр… Господин посол поблагодарил и заверил, что он ничего вообще видеть не желает. Стало известно, что все дневное время он проводит в пьянстве со своим секретарем и еще одним атташе, что вместе они употребляют по восемь пинт, то есть по семь литров, водки в день и что в состоянии опьянения они ссорятся между собой и даже дерутся, наподобие лакеев».

Кстати, самые старые дома на рю Дофин сохранили и свои великолепные готические винные подвалы.