Художники, булочники, парикмахеры, студенты, купцы, игроки – Гиляровский изображает весь социальный срез Москвы рубежа XIX–XX веков. Показывает саму жизнь. Разную. У кого-то изломанную и искалеченную. Например, у трущобных людей, о которых до Гиляровского никто не писал так подробно, так всесторонне. Творческим итогом, вместившим пятнадцать рассказов о жизни в трущобах, стала книга «Трущобные люди». Это была первая книга Гиляровского. И она была арестована. За что? «Там описание трущоб в самых мрачных тонах, там, наконец, выведены вами военные в неприглядном и оскорбительном виде… Бродяги какие-то… Мрак непроглядный…» – ответили в цензурном комитете. «Там правда!» – возразил Гиляровский. «Вот за правду и запретили», – сказал помощник начальника главного управления Адикаевский.
Гиляровский был подавлен. «Сожгли мою книгу, и как будто руки отшибло писать беллетристику. Я весь отдался репортерству, изредка, впрочем, писал стихи и рассказы, но далеко уже не с тем жаром, как прежде». И разве мог сохраниться прежний пыл в работе, если он сам лично ездил смотреть, как сжигали его книгу? Он успел вытащить из огня лишь титульный лист и семь страниц текста… И несмотря на это Гиляровский не опустил руки и, пусть «не с тем жаром», как раньше, продолжал кропотливо работать: «Славы у меня было много, а денег ни копья. Долги душили. Я усиленно работал, кроме „Русских ведомостей“, под всевозможными псевдонимами всюду: и стихи, и проза, и подписи для карикатур». В итоге, уже позже, напечатанные книги: «Забытая тетрадь», «Москва и москвичи», «Мои скитания», «Друзья и встречи», «Люди театра». И кроме этого, работа в качестве корреспондента в изданиях «Московский листок», «Известия», «Вечерняя Москва», «Журнал спорта».
Все это требовало здоровья и выносливости, но их у Гиляровского было с избытком. «Милый дядя Гиляй, твои „Люди четвертого измерения“ великолепны, я читал и все время смеялся. Молодец дядя! После 20 апреля буду в Москве. Крепко жму твою ручищу», – писал Чехов в письме от 23 марта 1900 года, намекая на все ту же физическую мощь своего друга. Гиляровский был настолько силен, что выходил без ружья охотиться на волков.
Но для работы в столичной прессе нужнее были силы моральные, и этим Гиляровский мог поистине гордиться. «Но вот мелькнул красный диск, вдали слышится свисток паровоза и сразу переносит от мира и покоя беззаботной степи в безалаберную суету столицы, где приходится быть осторожнее, чем здесь, в этой дикой пустыне, между степными волками и вооруженными жителями… Лишнее слово, иногда лишний стакан вина, неосторожное движение – и погиб скорее, чем в глухой ногайской степи…» – писал он однажды, вернувшись с охоты.
В. А. Гиляровский за работой
Первое издание книги «Москва и москвичи». 1926
И. Е. Репин. Запорожцы пишут письмо турецкому султану. Фрагмент Для казака в белой папахе позировал Гиляровский.
Глеб Успенский называл Гиляровского Стенькой Разиным, Валерий Брюсов – степным орлом. Но, пожалуй, точнее всего был Антон Павлович Чехов: «Знаешь, Гиляй, пробовал я тебя описывать, да ничего не выходит. Не укладываешься ты, все рамки ломаешь. Тебе бы родиться триста лет назад или, может быть, лет сто вперед. Не нашего ты века». И продолжал: «Моя степь – не твоя степь. Ведь ты же опоздал родиться на триста лет… В те времена ты бы ватаги буйные по степи водил, и весело б тебе было. Опоздал родиться». Но даже тот век, в котором он родился, точнее, не век, а «грань двух столетий, перелом двух миров», Гиляровский сумел изобразить мастерски.
Историческая справка
Гиляровский Владимир Алексеевич (1855–1935), писатель, журналист 1871: сбежал из дома 1873: напечатал первое стихотворение 1875–1877: работал актером в театре 1877: воевал на Кавказе 1885: очерк «Обреченные»
1887: подготовлена к печати книга «Трущобные люди» 1894: издан сборник стихов «Забытая тетрадь»
1896: опубликован репортаж «Катастрофа на Ходынском поле»
1922–1934: изданы книги «Стенька Разин», «Москва и москвичи», «Мои скитания», «Записки москвича», «Друзья и встречи»
1941: уже после смерти Гиляровского вышла в свет его книга «Люди театра»
Друг поэта
Дмитрий Зубов
После гибели Пушкина многие поспешили объявить себя его друзьями. Минутная встреча на балу или в аристократическом салоне казалась для этого достаточным поводом. Подлинные же спутники и соучастники жизни Александра Сергеевича часто оставались в тени. Одного из них спустя 15 лет после трагических событий обнаружил в Москве молодой пушкинист Бартенев. Звали забытого всеми свидетеля пушкинских дней Павел Воинович Нащокин.
«Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного – что делать?» – так живописует Пушкин своей жене Наталье Николаевне бытие друга.